Рыбалка в Пронькино
Шрифт:
– What's up, man!
– откликнулся Дуэйн.
– You got a name?
– Jeremiah. At your service, sir!
– представилась душа Дуэйна.
– That's my christian name. It's old fashioned but I like it!
– Tecumseh.
– представилась адмиральская душа.
– That's my middle name. It's not exactly christian. Matter of fact, it's Indian but who fucking cares!
– Nice meeting you, Tecumseh!
– вежливо ответил Дуэйн.
– Welcome on board, Jeremiah! Please feel yourself at home. By the way, I love your answer to the famous rhetorical question. How did you put it? "Try me!", eh? Oh man, that was hilarious! It's exactly what mister Pecker would have said if only he could talk!
– Who's mister Pecker?
–
– Well... That's the name that admiral Sherman gave to his cock! Pretty funny, huh? He does those crazy little things all the time. He is a trip! But he is a very nice man. I'm having so much fun running his body! You'll see. I am trying to help him in every possible way. If only he could follow my lead all the time!
Тут Дуэйн (а точнее, его душа) не на шутку задумался, а как же он всю жизнь управлялся со своим немаленьким чёрнокожим телом, из которого озёрная нечисть вышвырнула его в свободное плавание с лёгкостью необычайной? Ну, в тюрьме, там понятное дело, постоянно приходилось его ободрять, успокаивать, занимать чем-то ненужным и делать вид что без этого жить нельзя. Ну хотя бы книжки о Силиконовой долине читать. Хорошо, а до тюрьмы? А после? Получается что по-настоящему душа человеку только в тюрьме и нужна? Тогда выходит что каждый человек должен в своей жизни хоть разок посидеть в тюрьме, чтобы как следует понять, зачем ему душа! Похоже, адмиральская душа хорошо знает что делает... Может быть, адмиралу тоже когда-то пришлось... а чё бы и не спросить!
– Yo, Tecumseh?
– What's up, bud?
– Can I ask you a personal question?
– Sure, go ahead!
– Have your admiral ever served time?
– Oh, yeah! We served in the Navy for twenty seven years.
– That's great, but it's not what I'm asking. I mean, have he ever served time in a federal prison?
– Fuck, no-o-o-o!!! Why?
Дуэйн хотел было объяснить свою мысль, но тут душа адмирала Шермана неожиданно подобралась и сообщила:
– Sorry, pal, but admiral is now shaking mister Pecker. It means he's almost done peeing. I have to get back to my job - running admiral's body. You can have a little fun reading the memory files while I'm busy. That will keep you occupied. Talk to you later, buddy!
Aдмирал Шерман упрятал мистера Пекера в уставные флотские подштанники, застегнул ширинку и пошёл на очередное совещание, слегка улыбаясь своим мыслям и покачивая головой.
– What a funny daydream that was! Tecumseh, Tecumseh, Tecumseh... You're a wacko!
***
Охладив кое-как проклятущие контейнеры, Лёха с Васькой решили назавтра собрать односельчан посноровистее, изготовить из старого металлолома, что ещё недоржавел в авто-тракторной мастерской, самую примитивную лебёдку или полиспаст, погрузить с его помощью тяжеленные контейнеры на телеги и поскорее увезти эту чуму из Пронькино к едрёной бабушке. Теперь, имея такого союзника как озеро, можно было не бояться репрессий со стороны федералов. Почему-то Лёха и Васька были уверены, что ни одному федералу уйти невредимым с Волынина озера не удастся.
Куда именно завезти и побросать это смертельно опасное говно - в чисто поле, в лес, в овраг или в болото - было неважно, главное чтобы с глаз подальше. И поебать, что с ним будет потом - раскалится до неведомых температур, расплавит земную кору и прожжёт дыру в Преисподнюю, или просто порвёт матушку Землю на астероидный пояс верности - какая теперь в жопу разница! Тут хоть лишний день прожить без этой дряни под боком - и то за счастье!
Чтобы туши убитых озёрных монстров не протухли, их наскоро присыпали крупной солью с густой примесью мелкой грязной щебёнки. В былые времена этой солью баловали крупный рогатый скот. А потом у коров от радиации стали рождаться телята-мутанты, которые по большей части сдыхали сразу после рождения. Зато те что выжили, вымахали метра по два в холке, отрастили по три пары рогов и бивни как у хорошего
Дюжину местных волков, которые решили полакомиться телятинкой, цинично забодали, порвали на лоскуты и втоптали в лесную подстилку. Пронькинские охотники едва не окочурились со страха, увидев их затоптанные останки, зверски измочаленные рогами, зубами и бивнями. Уцелевшие хищники поджали хвосты и убежали неведомо куда, спасая свои волчьи шкуры от озверевшей говядины.
Пули этих тварей категорически не брали. Завалить их, чтобы пожрать мясца, можно было только минами наподобие клейморовских, которые до недавних пор волокли целыми ящиками из Росрезерва вместе с динамитом. Мясной фарш, филе и вырезку, изрешеченные роликами, приходилось потом муторно собирать с ветвей и сучьев рядом стоящих деревьев. Можно было собрать ещё и кишки на домашнюю колбасу, но никто не заморачивался, и они так и гнили, качаясь на ветвях, жутко воняя и собирая полчища мух.
Вознаграждение односельчанам за помощь в погрузке и вывозе мирного атома предполагалось выдавать битой озёрной рыбой. Что-то сейчас поедят, что-то навялят впрок, глядишь и поправятся и поживут ещё, и поборются за жизнь, и семью вытянут - баб, детишек. Вместе выживать всегда легче.
Примерно определили, кто из соседей ещё сохранил силёнку и сноровку в хозяйственных делах и может реально помочь, и заранее примерно поделили кому сколько. Делиться со всеми подряд не было смысла. Тот кого подточила радиация и лишения, кто ослаб и отупел, считай, уже мертвец, хотя ещё слегка шевелится. A dead man walking, как сказал бы Дуэйн. Переводить же на покойников еду и лекарства (а ценная рыба, добытая с боем, была и тем и другим) - это не что иное как благотворительность, которой теперь никто не занимался.
Эпоха расточительного социализма, когда ради достижения призрачного социального примирения государство грабило усердно работающих граждан и отдавало плоды их труда потомственным тунеядцам, давно закончилась. Времена наступили тяжёлые и страшные. От каждого человека требовалось максимум усилий чтобы просто день прожить. Теперь любые требования безвозмездной помощи и льгот воспринималась не как призыв к проявлению гуманизма и социальной справедливости, а как желание людей никчемным выжить за счёт тех кто каждый день отстаивал свою жизнь с потом и кровью. Поэтому любые попытки обменять свой базар на чужое сальце приводили неблагоразумных любителей халявы не к получению желаемых благ, а к насильственной смерти, причём далеко не всегда быстрой и лёгкой.
Ночью почти не спали, караулили Дуэйна, чтобы он, чёрт здоровый, верёвки не порвал или койку не сокрушил. Но Дуэйн пролежал всю ночь тихо, уставившись пустыми глазами на потолок и почти не мигая. Дышал редко и глубоко, как дельфин, время от времени ворочался с боку на бок насколько позволяли путы, глотал заливаемое в рот тёплое питьё, заваренное Лёхой из сушеной брусники с малиной, раза два пёрнул, никого не стесняясь, и периодически с шумным журчанием ссал в железную канистру, которую Лёха пристроил ему между ног.
Огромное тело капрала Робинсона, распластанное по постели выглядело как работающий на холостом ходу самосвал, шофёр которого отошёл по делам. Глаза его обычно живые, выразительные с поволокой, были оловянны и пусты, из угла рта стекала струйка слюны. И за всё время - ни единого слова или хотя бы разумного жеста. Спина, однако, заживала с невероятной быстротой.
Ближе к утру глухо стукнула калитка, спугнув на мгновение верещавших в ночи сверчков, и мотавшийся по двору Лёха, отложив сачок, которым он ловил жуков-светляков, слегка встряхнул лампу, изготовленную из трёхлитровой банки с крышкой, оплетённой проволочной сеткой. Наловленные ранее жуки в банке люминесцентно вспыхнули, и Лёха увидел как во двор не вошли и даже не втащились, а почти что вползли вымотанные до предела Толян и Машка.