Рыбки в пятнах света
Шрифт:
А он думает о том, осталась у нее в правом ухе сережка или нет. И лицо у него такое серьезное.
Мне нравится это его выражение.
Когда он размышляет о чем-то серьезном, на лице появляется характерная тень. Не знаю, как объяснить мои ощущения, но в такие моменты кажется, будто на поверхность выплывает прячущаяся где-то в глубине тоска, которую обычно он, как человек, умеющий хорошо скрывать свои чувства, никому не показывает.
Однажды, заметив, что я погружена в свои мысли, он сказал,
В его раздумьях я вижу свет. Одинокий луч в безмолвном мраке.
Но этот луч устремлен в пустоту.
– Она на месте, – решительно заявляет он.
С усмешкой я убираю руку, закрывавшую правое ухо. На кончике пальца виден вдавленный след от камешка на сережке.
– Угадал.
Увидев циркониевую сережку, он замолкает, и тут же на его лице появляется выражение облегчения.
– Я рад.
С этими словами он тянется к бутылке с вином, я ищу взглядом пластиковые стаканчики.
– Давай выпьем. Так, а штопора нет.
Штопор-то я сунула в одну из коробок.
– Не проблема.
Он берет лежавшую на татами сумку.
У меня непроизвольно вырывается «ой».
Он легко открывает сумку и, пошарив в ней, достает складной армейский нож, в котором есть консервный нож, ножницы и масса других полезных приспособлений. Он все время носит его с собой. Нож швейцарский; штопор тоже имеется.
К карману, где лежит моя сережка, он не прикоснулся.
Я наблюдаю, как он ловко откупоривает бутылку, и чувствую, что немного уязвлена. Примерно так ощущает себя женщина, когда мужчина не замечает, что она сменила прическу.
Ну что ж, и так бывает.
Он наливает мне вина в стаканчик, и мне в голову приходит другая возможная интерпретация «Жемчужной сережки»: даже если она бросила сережку под кровать, как хотела, он вполне мог оказаться не таким шустрым и в суете и неразберихе не заметить ее под кроватью, тем более что кровать никто не передвигал годами, и под ней наверняка лежал толстый слой пыли. Уж мою маленькую циркониевую сережку он точно бы не нашел.
От этой мысли у меня голова закружилась.
– Ты чего улыбаешься?
– Да так просто.
Сдерживая улыбку, я вручаю ему стаканчик и наливаю вина.
– Почему ты подумал, что я оставила вторую сережку? Я же говорила, что женщина из песни, скорее всего, ее выбросила.
Настала его очередь улыбнуться.
– Аки! Ты в два раза сдержаннее других людей, но и вдвое сентиментальнее.
Я непроизвольно скривилась.
Раньше мне было бы приятно слышать такие слова, но сейчас почему-то они пронзают мне сердце.
Он сразу замечает мою реакцию, и в его глазах мелькает
– То же самое могу о тебе сказать.
Сверкнув на него глазами, я легко провожу пальцем по горлышку бутылки и добавляю:
– Мы с тобой похожи.
Во рту вдруг появляется горький привкус.
Я торопливо делаю глоток вина.
Он подносит стакан ко рту вслед за мной.
Слабый ветерок пробирается в комнату через окно, словно желая сгладить возникшую между нами неловкость.
Почувствовав вдруг усталость, я потягиваю вино в повисшей тишине.
Он тоже пьет и вертит в пальцах ярко-красный складной нож с открытым штопором.
Поскорее бы все это кончилось.
Его пальцы, белые и длинные, продолжают ласково поглаживать инструмент.
Я вдруг ощущаю дежавю.
Мне уже доводилось видеть такую же сцену. Вот только где?
– Сыру хочешь?
Он бросает взгляд на пакет из супермаркета, будто только что вспомнил о нем. А манипуляций со штопором, похоже, даже не замечает. От того, что он все время тычет острием себе в палец, у меня мурашки по коже бегают.
– Не откажусь. А ты что хочешь, Хиро?
– Салями, пожалуй.
Наконец он оставляет штопор в покое и достает из пакета батончик салями с черным перцем. Он вообще любит острое.
При виде того, как ловко он нарезает салями, ощущение дежавю усиливается.
Когда-то я видела нечто подобное…
В голове разливается свет. Дрожат зеленые тени.
– Вот когда… – непроизвольно вырывается у меня. – А почему ты тогда не воспользовался своим ножом?
– Что?
Он смотрит на меня с застывшим выражением на лице.
Мы обливались потом, а крутому подъему не было видно конца.
Было еще только начало лета, но погода в горах S стояла необычно ясная. Все говорило о том, что предстоит первый в этом году по-настоящему летний день.
Путь пролегал через старый густой лес, что позволяло избегать прямых солнечных лучей, но мы все равно дышали часто и тяжело, потому что горы есть горы.
Пот лил с меня градом, я представить не могла, что в человеке может умещаться столько жидкости. Пот разъедал глаза, рубашка пропиталась солью.
Зато человек, который вел нас за собой, дышал ровно как ни в чем не бывало. Он почти не вспотел и с невозмутимым видом легко шел вперед.
Конечно, он был проводник-инструктор, постоянно ходил в горы, а мы целыми днями просиживали в офисе в окружении кондиционеров и компьютеров, но все равно становилось стыдно – ведь нам по двадцать с небольшим, а ему уже хорошо за пятьдесят.
Тем не менее за один раз, не останавливаясь, мы поднялись на сто метров и оказались на специально устроенной площадке.