Рыцарь на золотом коне
Шрифт:
Сумрак в зале был ярче. Свет жил и играл на блестящем полу, на белой краске лестничных зигзагов, обвивавших стену. Кувшины из сказки про Али-Бабу были на месте, и узоры на них тихонько испускали свои пузырьки света. Полли обошла эти кувшины стороной – она, конечно, понимала, что они пусты, но все равно в них вполне мог кто-нибудь спрятаться – и на цыпочках прокралась в столовую. Однако там было совсем темно, и, кроме того, на самом деле Полли хотелось разведать комнаты наверху, на зигзагообразной лестнице. Туда она и поспешила – вверх по лестницам, легко протопотав по ступенькам.
Комната на первой площадке была как черный провал. Оттуда веяло пустотой. Полли сразу поняла,
Чувствуя себя виноватой, она двинулась дальше, через следующий зигзаг к следующей двери. Обнаружив, что дверь приоткрыта, Полли скользнула в короткий коридорчик, с одного боку которого синевато светилась ванная, и очутилась в царстве шелков и ароматов. Там на белом пушистом ковре стояла кровать с самым настоящим балдахином. Балдахин, оборки поверху и стеганое покрывало неярко отблескивали темно-розовым, словно атласные. Полли стянула перчатку и потрогала ткань – да, и правда атлас. Она снова натянула перчатку: в комнате было холодно. А может, дело в том, что Полли почувствовала себя воришкой. Это была спальня Лаурели. Темная и просторная, с узором из розовых бутончиков по стенам и с обитыми шелком стульями. Одну стену целиком занимал платяной шкаф со створками гармошкой. На второй было красиво – так, что получался продуманный узор, – развешено множество маленьких картин, наверное очень ценных. У окна Полли ожидала увидеть роскошный туалетный столик, но вместо него стоял диковинный деревянный комод, весь резной и выгнутый, с набором серебряных щеток для волос и перламутровых гребешков. Со стены над комодом на Полли глядело матово светящееся овальное зеркало.
Полли остановилась перед комодом и посмотрела на себя в зеркало, обрамленное птицами, зверями и листьями из тусклого серебра. Полоски света, пробивавшегося сквозь щели в ставнях, делали зеркало темным и глубоким. Волосы Полли сияли в нем белизной, а лицо было удивленное и смущенное – совсем не похожее на лицо человека, влезшего без спросу в чужой дом. За левым плечом у девочки ясно проступала одна из фотографий среди красиво развешенных маленьких портретов на дальней стене. Полли сразу вспомнила историю с зеркалом старост и завучем, прыснула – и лицо в зеркале усмехнулось.
Она обернулась посмотреть, чей это портрет, и с изумлением обнаружила, что стена очень далеко и нельзя просто протянуть руку и взять овальную фотографию. С того места, где стояла Полли, портреты на стене сливались в узор из пятен. Ей пришлось пойти туда и поискать фотографию, практически водя носом по стене, и в конце концов нужная нашлась ближе к середине узора. И все равно было плохо видно. Полли сняла ее с крючка, поднесла к полоскам света из окна и только тогда разглядела. Это была немного старомодная фотография озорно усмехающегося светловолосого подростка. Кто это, Полли не знала, но мальчик был точно старше Себа и к тому же блондин. Нет, Полли его точно не знала. И все же в этой фотографии было что-то знакомое, как будто зеркальное гадание получилось и Полли еще повстречает этого мальчика.
Она держала фотографию обеими руками в перчатках, и в душе ее суеверие боролось с совестью. Девочка была уверена, что ей
Нет. Полли с сожалением двинулась через комнату, чтобы повесить фотографию на место.
Дойдя до середины, она услышала внизу, в зале, чьи-то голоса. Какое-то мгновение Полли была уверена, что уже умерла, но потом пришла в себя и стала в двадцать раз живее прежнего. Сердце выбило короткую дробь – будто повалилась цепочка доминошек, – и, пока оно колотилось, Полли широкими бесшумными шагами преодолела расстояние до двери и выглянула между белых столбиков перил. На ходу она сообразила: один из голосов принадлежит мистеру Линну. Голос доносился гулко и очень отчетливо.
– Как тебе угодно, – услышала Полли слова мистера Линна. – Хотя я, честное слово, не понимаю, при чем здесь ты.
Облегчение, охватившее Полли, когда она его узнала, разом испарилось, стоило ей услышать низкий грудной голос, прозвучавший в ответ. Голос мистера Лероя.
– Прекрати, Том, – сказал этот голос. – У нас с Лаурелью теперь общие интересы. Неужели ты не понимал, что она в конце концов все узнает? И что ей это не понравится?
Полли виновато прижала фотографию к груди и передвинулась так, чтобы их было видно. Они стояли внизу, в самой середине большого зала, не лицом к лицу, а бок о бок, словно собирались пройти в столовую. Солнце, должно быть, уже подошло к стеклянным дверям, которые Полли оставила открытыми. Из гостиной в зал падала длинная полоса света, накрывавшая обоих, и Полли видела их от колен и выше, как будто они парили в воздухе. От солнца лица у них были бледные и стариковские, особенно у мистера Линна. Нет, эта встреча его совсем не радовала.
– Если хочешь все уладить, советую согласиться, чтобы мы тебя финансировали, – сказал мистер Лерой.
Когда мистер Линн ответил, от его очков по залу побежали солнечные зайчики:
– Спасибо, Мортон. Но я тебе уже говорил: я предпочитаю платить за себя сам. И прекрасно осознаю, чем рискую…
– Он рискует! – От жуткого хохота мистера Лероя кувшины из сказки про Али-Бабу еле слышно и протяжно загудели. – Том, ты даже отдаленно не представляешь себе, что это за риск! Лаурель просто в ярости, а все из-за тебя!
– А разве Лаурель сама не могла мне об этом сообщить? – спросил мистер Линн.
– Сообщила бы, если бы ты захотел, можешь мне поверить, – сказал мистер Лерой. – Но тебя бы это вряд ли порадовало. Предоставь ее мне, я лучше умею с ней обращаться. Если бы ты не скрывал от нас эту свою затею до последнего…
– У меня были причины, – отозвался мистер Линн мягче мягкого, это он умел.
– Ну еще бы! – согласился мистер Лерой. – Ладно. Да, ты нас обошел, только как – я пока не понимаю. А теперь ты поплатишься за свою подлую хитрость. Если ты отказываешься от нашей финансовой помощи, тогда возвращайся в стадо. После всего этого Лаурель хочет, чтобы ты всегда был здесь, у нас на глазах.