Рыцарь на золотом коне

Джонс Диана Уинн

Сумрак в зале был ярче. Свет жил и играл на блестящем полу, на белой краске лестничных зигзагов, обвивавших стену. Кувшины из сказки про Али-Бабу были на месте, и узоры на них тихонько испускали свои пузырьки света. Полли обошла эти кувшины стороной – она, конечно, понимала, что они пусты, но все равно в них вполне мог кто-нибудь спрятаться – и на цыпочках прокралась в столовую. Однако там было совсем темно, и, кроме того, на самом деле Полли хотелось разведать комнаты наверху, на зигзагообразной лестнице. Туда она и поспешила – вверх по лестницам, легко протопотав по ступенькам.

Комната на первой площадке была как черный провал. Оттуда веяло пустотой. Полли сразу поняла,

что все картины унесли. Она затопала дальше, через следующий зигзаг на следующую площадку, тихонько открыла дверь и просунула голову внутрь. Наверное, кабинет. Книги, кожаные кресла, аккуратный письменный стол – все парило в полумраке. Правда, там была и кровать. А когда Полли привыкла к темноте, то разглядела плакаты на стенах. «Пинк флойд», «Роллинг стоунз», Дэвид Боуи и какой-то игольчатый потусторонний пейзаж под названием «Майкл Муркок». Комната мальчишки. Скорее всего, здесь живет Себ, сообразила Полли и поскорей закрыла дверь, понимая, что шпионит.

Чувствуя себя виноватой, она двинулась дальше, через следующий зигзаг к следующей двери. Обнаружив, что дверь приоткрыта, Полли скользнула в короткий коридорчик, с одного боку которого синевато светилась ванная, и очутилась в царстве шелков и ароматов. Там на белом пушистом ковре стояла кровать с самым настоящим балдахином. Балдахин, оборки поверху и стеганое покрывало неярко отблескивали темно-розовым, словно атласные. Полли стянула перчатку и потрогала ткань – да, и правда атлас. Она снова натянула перчатку: в комнате было холодно. А может, дело в том, что Полли почувствовала себя воришкой. Это была спальня Лаурели. Темная и просторная, с узором из розовых бутончиков по стенам и с обитыми шелком стульями. Одну стену целиком занимал платяной шкаф со створками гармошкой. На второй было красиво – так, что получался продуманный узор, – развешено множество маленьких картин, наверное очень ценных. У окна Полли ожидала увидеть роскошный туалетный столик, но вместо него стоял диковинный деревянный комод, весь резной и выгнутый, с набором серебряных щеток для волос и перламутровых гребешков. Со стены над комодом на Полли глядело матово светящееся овальное зеркало.

Полли остановилась перед комодом и посмотрела на себя в зеркало, обрамленное птицами, зверями и листьями из тусклого серебра. Полоски света, пробивавшегося сквозь щели в ставнях, делали зеркало темным и глубоким. Волосы Полли сияли в нем белизной, а лицо было удивленное и смущенное – совсем не похожее на лицо человека, влезшего без спросу в чужой дом. За левым плечом у девочки ясно проступала одна из фотографий среди красиво развешенных маленьких портретов на дальней стене. Полли сразу вспомнила историю с зеркалом старост и завучем, прыснула – и лицо в зеркале усмехнулось.

Она обернулась посмотреть, чей это портрет, и с изумлением обнаружила, что стена очень далеко и нельзя просто протянуть руку и взять овальную фотографию. С того места, где стояла Полли, портреты на стене сливались в узор из пятен. Ей пришлось пойти туда и поискать фотографию, практически водя носом по стене, и в конце концов нужная нашлась ближе к середине узора. И все равно было плохо видно. Полли сняла ее с крючка, поднесла к полоскам света из окна и только тогда разглядела. Это была немного старомодная фотография озорно усмехающегося светловолосого подростка. Кто это, Полли не знала, но мальчик был точно старше Себа и к тому же блондин. Нет, Полли его точно не знала. И все же в этой фотографии было что-то знакомое, как будто зеркальное гадание получилось и Полли еще повстречает этого мальчика.

Она держала фотографию обеими руками в перчатках, и в душе ее суеверие боролось с совестью. Девочка была уверена, что ей

в руки попала вещь, очень важная для нее самой, для ее собственной жизни, и у нее возникло страшное искушение взять фотографию. С другой стороны, если она ее возьмет, это будет воровство. А совесть на этом не остановилась и сообщила Полли, что одну картину из этого дома – нет, целых шесть! – она уже украла. Да, Полли сжульничала с картинами во время похорон и придумала тогда весьма удобное оправдание, мол, с Лаурелью можно проделывать такие фокусы, ведь она этого заслуживает, – а в результате мистер Линн забрал шесть картин, которые должны были остаться у Лаурели. Поскольку стоимости одной из них хватило, чтобы купить коня, а потом машину, значит это был уже не фокус, а самый настоящий подлог. Украсть еще и эту фотографию – значит оказаться перед Лаурелью в неоплатном долгу, а это еще хуже.

Нет. Полли с сожалением двинулась через комнату, чтобы повесить фотографию на место.

Дойдя до середины, она услышала внизу, в зале, чьи-то голоса. Какое-то мгновение Полли была уверена, что уже умерла, но потом пришла в себя и стала в двадцать раз живее прежнего. Сердце выбило короткую дробь – будто повалилась цепочка доминошек, – и, пока оно колотилось, Полли широкими бесшумными шагами преодолела расстояние до двери и выглянула между белых столбиков перил. На ходу она сообразила: один из голосов принадлежит мистеру Линну. Голос доносился гулко и очень отчетливо.

– Как тебе угодно, – услышала Полли слова мистера Линна. – Хотя я, честное слово, не понимаю, при чем здесь ты.

Облегчение, охватившее Полли, когда она его узнала, разом испарилось, стоило ей услышать низкий грудной голос, прозвучавший в ответ. Голос мистера Лероя.

– Прекрати, Том, – сказал этот голос. – У нас с Лаурелью теперь общие интересы. Неужели ты не понимал, что она в конце концов все узнает? И что ей это не понравится?

Полли виновато прижала фотографию к груди и передвинулась так, чтобы их было видно. Они стояли внизу, в самой середине большого зала, не лицом к лицу, а бок о бок, словно собирались пройти в столовую. Солнце, должно быть, уже подошло к стеклянным дверям, которые Полли оставила открытыми. Из гостиной в зал падала длинная полоса света, накрывавшая обоих, и Полли видела их от колен и выше, как будто они парили в воздухе. От солнца лица у них были бледные и стариковские, особенно у мистера Линна. Нет, эта встреча его совсем не радовала.

– Если хочешь все уладить, советую согласиться, чтобы мы тебя финансировали, – сказал мистер Лерой.

Когда мистер Линн ответил, от его очков по залу побежали солнечные зайчики:

– Спасибо, Мортон. Но я тебе уже говорил: я предпочитаю платить за себя сам. И прекрасно осознаю, чем рискую…

– Он рискует! – От жуткого хохота мистера Лероя кувшины из сказки про Али-Бабу еле слышно и протяжно загудели. – Том, ты даже отдаленно не представляешь себе, что это за риск! Лаурель просто в ярости, а все из-за тебя!

– А разве Лаурель сама не могла мне об этом сообщить? – спросил мистер Линн.

– Сообщила бы, если бы ты захотел, можешь мне поверить, – сказал мистер Лерой. – Но тебя бы это вряд ли порадовало. Предоставь ее мне, я лучше умею с ней обращаться. Если бы ты не скрывал от нас эту свою затею до последнего…

– У меня были причины, – отозвался мистер Линн мягче мягкого, это он умел.

– Ну еще бы! – согласился мистер Лерой. – Ладно. Да, ты нас обошел, только как – я пока не понимаю. А теперь ты поплатишься за свою подлую хитрость. Если ты отказываешься от нашей финансовой помощи, тогда возвращайся в стадо. После всего этого Лаурель хочет, чтобы ты всегда был здесь, у нас на глазах.