Рыцарь нашего времени
Шрифт:
За прошедшее время Рита решила, придя в себя и слегка успокоившись, что мужа утомила ее фобия, и он дал ей это понять способом, который так задел и обидел ее. «Надо выйти и поздороваться».
Прежде, чем она успела встать с постели, в дверь постучали, и в спальню вошел ее муж, держа в руке обувную коробку. Он сел на край кровати, не глядя на Риту, от растерянности не сообразившую, что сказать, и поставил коробку на колени.
– Сеня, я хотела...
– Подожди.
Он избегал смотреть на нее, и ей стало не по себе. В голове у нее мелькнула мысль, что он упаковывает
– Я встречался с Денисом и Полиной, – сказал Швейцман. – Потом тебе расскажу. А на обратном пути зашел в зоомагазин. Девочки объяснили мне, что они никогда не берут такой товар, но это были подкидыши, и они сами пытались их выкормить. Я не выдержал, забрал одного...
Он поставил коробку на стул, снял с нее крышку и, поколебавшись, вышел.
Рита осторожно обогнула кровать, подошла к коробке и с брезгливым отвращением и страхом увидела в коробке бело-розового червяка с хвостом, спавшего в углу.
Первым ее побуждением было закричать, немедленно выкинуть эту гадость, а за нею и стул, бросить в стирку покрывала с кровати, чтобы даже намека на запах этого омерзительного существа не осталось. Она сжала зубы, опустилась на край кровати, не сводя глаз с крысеныша, сцепив побелевшие пальцы. «Как он мог?! Как он мог?! Я их ненавижу... Я боюсь их!»
В душе ее взметнулась волна ярости к мужу, поднялась от груди, захлестнула целиком, как соленая вода с горьким привкусом, щиплющая все крошечные ранки, ничего не залечивающая, а лишь разъедающая кожу, оставляя за собой кратеры бело-розовых язв. В одну секунду Рита сама превратилась в такой кратер, клокочущий и одновременно испытывающий боль, кричащий из глубины о том, что его пытают соленой водой. Но от этого чувства женщина пришла в себя. Она не могла испытывать ненависть к Сене, что бы он ни делал. «Это мой страх испытывает ненависть, а не я. Это страх».
Рита заставила себя расцепить пальцы, ощущая боль в костяшках. Тварь, лежавшая в коробке, не была страшной. Отвратительной – да, но не страшной. «Ее не надо бояться», – пробормотала Рита про себя, ощущая, что страх и в самом деле уходит, как и паническое желание выбросить беззащитного крысиного детеныша в окно. Крошечные лапки с пальчиками, поджатые под брюшко, были тоньше спичек. «Смешно бояться существа с лапками тоньше спичек».
Настороженно прислушиваясь к собственным ощущениям, Рита неожиданно уловила одно, которого ожидала меньше всего.
Жалость.
Крысенок был жалким. Жалким, несчастным, убогим существом, обреченным без их помощи на смерть.
Она дотронулась пальцем до его спинки и вздрогнула, потому что звереныш тоже вздрогнул. Но он не открыл слипшиеся щелочки глаз, продолжая спать, и Рита подумала, что таких маленьких крысят, наверное, нельзя выходить, и бело-розовый червяк умрет.
– Сеня, сколько ему? – спросила она, не оборачиваясь.
– Около двух недель, – тотчас отозвался муж из-за полуоткрытой двери. – Обычно их отлучают от матери-крысы в месяц с небольшим...
Деятельный ум Риты заработал.
– О чем ты только думал, когда его брал? – сердито осведомилась
Пока она разговаривала по телефону с подругой, выясняя подробности выхаживания новорожденных крысят, Семен сделал странную вещь: встал перед зеркалом, подмигнул отражению и одобрительно похлопал себя по пухлой щеке.
– О чем я только думал, когда его брал? – шепотом повторил он. – Уж конечно, не о крысе.
Глава 14
Дверь Макару и Сергею открыла сама Томша.
– Зачем на этот раз пришли? – сухо спросила она, не паясничая. – Если хотите скульптуру купить – пожалуйста, а языками чесать – так чешитесь друг о друга.
– Силотского задержали, – сообщил ей Макар. – Он, оказывается, живой и относительно здоровый.
– Знаю. Новости с утра смотрела. И что? Посадят теперь красавчика, дело закроют. Мне же лучше – перестанете в мастерскую шляться.
– Это дело, конечно же, закроют, – согласился Илюшин, делая упор на слове «это». – Но ведь есть и другое, не правда ли, Мария Сергеевна?
Томша откинула голову на короткой шее, впилась в него жестким взглядом, затем посмотрела на Сергея.
Тот стоял с непроницаемым лицом. Макар рассказал ему в машине, зачем они едут, и он не поверил Илюшину – настолько диким и бессмысленным показалось ему услышанное. А главное – не подтвержденным никакими доказательствами, поскольку то, что в качестве доказательств представил ему Илюшин, таковыми для Сергея не являлось. Не могло, просто не могло оказаться так, что...
– Ну заходите, коль пришли, красавчики.
Томша отошла, пропуская их в квартиру.
В центре комнаты она встала, уставилась на Макара вызывающе. Она совсем не интересовалась Сергеем, не поглаживала его бесстыдным взглядом, все внимание устремив на Илюшина.
– Что за второе дело? Выкладывай, красивый, если есть что сказать, а нечего – так проваливай, дай поспать старой тетке.
Не обращая на нее внимания, Макар прошелся по мастерской, разглядывая скульптуры.
– Да, Владислав Захарович, конечно же, был прав, – заметил он вполголоса. – На это способен любой выпускник художественного вуза. Эпатаж без таланта превращается в насмешку над самим собой, что мы и видим из ваших так называемых работ.
Томша быстро подбежала к нему, мелко семеня, и Бабкину показалось, что она сейчас ударит Илюшина, но она не ударила, а лишь прошипела ему в лицо, почти не шевеля губами:
– Твой Чешкин – ничтожество! Бездарность! Из науки его выставили пинком под зад, так он начал картины собирать, а сам-то ничего не умеет! Даже на поделки не способен! Все, что может, – других охаивать, плеваться презрением, как верблюд. Старый кастрат!
– Поэтому вы убили его внука? – вежливо поинтересовался Илюшин.