Рюрикович 3
Шрифт:
— Но как же сохранять, Владимир Васильевич? Наши же люди гибнут! Что с ними делает татарва… Скольких людей мы потом не досчитаемся? Сколько молодых угонят в рабство? А сколько девок попортят? А ведь это наши люди! Наша кровь! — продолжал яриться боярин. — И доколе мы будем тут сидеть и говорить, что надо сохранять холодную голову? Когда же мы выступим и дадим такой ответ, чтобы у литвитчины и басурманов навек отбить охоту к нам залезать?
— Мы дадим! — подал голос Дмитрий Фёдорович Бельский, старший сын главы Боярской думы. — Если царь-батюшка позволит, то я могу вновь отправиться для служения
Высокий, статный, молодой и потому горячий, он был славен тем, что несколько лет назад отправился первым воеводой в Казань и посадил на казанский престол русского ставленника Шаха Али. Правда, правил тот недолго и был сброшен Сахиб Гиреем, но всё-таки — храбрость и удаль молодого княжича сослужила ему хорошую службу. Теперь он получил право восседать на собраниях Боярской думы, где не раз ловил одобрительные взгляды отца.
Такой взгляд он получил и в этот раз.
Отец знал, что если сейчас сын выслужится и у него всё получится, то сможет сесть по правую руку царя. Станет одним из маршалов, которые своей боевой славой вымостят дорожку к счастью для будущих поколений. Победителя татар не забудут во веки веков!
— Хм… — проговорил Владимир Васильевич. — В самом деле?
— Но сейчас моё время выступления! — возмущённо воскликнул боярин Морозов.
Он только что не подпрыгивал за трибуной. Внутри кипела ярость, а его принуждали смириться и терпеливо слушать. Те люди, которые знали о сгоревшей мануфактуре Морозова под Нижним Новгородом, сочувственно поджали губы, глядя на него.
Убытки вряд ли кто ему покроет, ведь от нашествия врагов никто и никогда не страхует. Но надежда умирает последней… Потому сейчас фабрикант и пытался докричаться до царя в надежде если не получить возмещение, так хотя бы выбить налоговые льготы.
Да, громкие слова о людском горе и прочем, оставались только громкими словами. Но так как велась видеозапись, то следовало сыграть на эмоциях и чувствах возможных зрителей.
— Господин Морозов, вы хотели получить ответы на свои вопросы? — холодно оборовал его царь. — Что же, давайте послушаем княжича Бельского. Вдруг у него найдутся ответы?
— Да! — с жаром воскликнул старший сын главы Боярской думы, подходя быстрым шагом к трибуне. — Есть ответы! Эти ответы жестокие и суровые! Как раз такие, чтобы отбить охоту нападать в будущем!
Он ловко перепрыгнул несколько ступенек и остановился перед боярином Морозовым. С вызовом молодой княжич взглянул на мануфактурщика:
— Вы позволите?
— Но сейчас… — стушевался Морозов. — Сейчас как бы моё время.
Княжич Бельский посмотрел на мануфактурщика таким взглядом, что того словно обдало ледяной волной. Презрение и высокомерие чуть ли не придавило боярина, когда княжич заговорил:
— Вы хотели ответы? Они у меня есть!
Видя, что мануфактурщик ещё колеблется, княжич сделал шаг вперёд и грубо оттёр Морозова от микрофона. После этого грозно зыркнул, чтобы у толстенького человечка не возникало мысли о возврате своего места. Усмехнулся и повернулся к микрофону:
— Мы с господином Старицким придумали план большого сражения, которое можно провести в
— А Литва? — подал кто-то голос из зала.
— А что Литва? Они хоть и хорохорятся, хоть и показывают на поляков, но… — княжич ухмыльнулся и показал на сидящего в зале князя Семёна Фёдоровича Курбского. — Вон, отряды князя доходили до самой Вильны! Могли бы литовцам по самые кадыки крапивы в портки напихать, но те отказались! К тому же, хоть литовцы и подступили к Смоленску, но у них иной враг появился…
— Семён Фёдорович, правда ли это? — перебил княжича царь, глядя на князя Курбского, брата Михаила Фёдоровича, чей сын учился вместе с царевичем Иваном Васильевичем.
— Правду говорит княжич, — кивнул степенный муж, поглаживая бородку. — Ходили тремя годами ранее вместе с князем Шуйским и князем Горбатым. Взяли тогда немало добычи и пленных для смены. Уставшими нам тогда литовцы показались. Уже былого нахрапа и боевитости нет! И в самом деле хорохорятся, но как серьёзных врагов их рассматривать не следует.
— И я больше, чем уверен, что им самим эта война не очень нужна! — проговорил князь Бельский. — Им бы восстановиться сейчас не мешает. А если через вашу матушку попробовать договориться…
— Через матушку? — спросил царь с усмешкой. — Намекаете на литовские корни?
— Всё-таки не чужие люди, — пожал плечами Бельский. — Не укусят же…
— Ещё как укусят. Вон, у отца маменьки, моего дедушки, не всё гладко в жизни сложилось. Катался как сыр в масле, но поддержал своего брата младшего, был объявлен мятежником и вынужден был бежать в Москву. А все его имения конфискованы и переданы другим людям! — с этими словами царь посмотрел на Бельского, Шуйского и Романова, делая очевидные намёки. — И что? Дочь мятежника будут слушать? Да король Сигизмунд только ещё больше разозлится, если моя маменька к нему попытается обратиться.
— Но, Ваше царское Величество! — проговорил князь Курбский. — Не стоит ещё и забывать про одного литовского врага, который сыграет нам на руку! Я про Ливонский орден говорю — очень уж они на литовцев разозлились.
— Это они пока что разозлились! — хмыкнул царь. — Пока у нас с ними мир, но… Давненько нам этот самый орден дань не платил! Как бы не пришлось грандмайстерам снова под ребрами пощекотать…
— Ваше царское Величество! — покачал головой Курбский. — Нет в этом пока никакого резону. Пусть они отвлекают на себя литовцев, а мы уж татарву как-нибудь успокоим.
— Осторожный вы, Семён Фёдорович, — поджал губы царь, а потом взглянул на князя с прищуром. — А не вы ли осудили то, что мой батюшка на матери Ваньки женился?
— Я, Ваше царское Величество, — кивнул князь Курбский. — Осудил это по морально-этическим соображениям. Всё-таки мы не какие-то басурмане, чтобы по три жены иметь…
— Ну-ну, — неопределённо хмыкнул царь.
— Ваше царское Величество! Ваше царское Величество! — раздался голос с дальних рядов зала. — А можно спросить по поводу вашего брата младшенького?