Рыжая из шоу-бизнеса
Шрифт:
— Спасибо-о! — медленно протянул он.
— Пожалуйста-а! — передразнивая, протянула она.
Резкими движениями скинула с себя кофточку и, оставшись только в лифчике и юбке, напялила на голову изящную полиэтиленовую шапочку, схватила со спинки стула полотенце, направилась к незаметной двери в углу гримерной, за которой явно находилась душевая комната. Оттуда постоянно доносился звук капающей воды. Кап-кап, кап-кап…
— Ты об этом пожалеешь! Локти кусать будешь!
— Кому?! — поинтересовалась «звезда», открыв дверь душевой.
—
— Сережа! Кто спросит, я в душе, — сказала Надя. При этом как-то виновато передернула плечами и бросила на него многозначительный взгляд. Было в этом взгляде что-то такое, чего Сергей понять не успел. Женщины это умеют. Быть наглой и застенчивой одновременно.
— Будешь бегать за мной… — угрожал Скворцов.
— Отва-али-и! — рявкнула Надя, и сильно хлопнув дверью, скрылась в душевой комнате. Оттуда донесся звук, включенного на всю катушку, мощного потока воды. Явно, сразу из обоих кранов.
Поэт-песенник, засунув руки в карманы джинсов, задумчиво покачался на месте с пятки на носок, и направился в коридор. На пороге остановился, бросил быстрый взгляд на Сергея.
— Слушай, Серега! Ты я вижу, парень неплохой. Могу я с тобой как мужчина с мужчиной.
— Само собой.
— Одна просьба. Это очень важно. Я сейчас уйду. Совсем. Понимаешь? Если вернусь, ты меня не пускай, договорились?
— Как это? — недоуменно спросил Сергей.
— Гони в шею. Можешь коленом под зад. Только по физиономии не надо. И милицию не вызывай, ладно? С милицией всегда так сложно.… Договорились? Главное, не слушай, что я молотить буду. Не пускай и точка. У меня фантазия богатая, черте-что могу напридумать…
Сергей смотрел на красное, потное лицо уже немолодого человека, и ему вдруг стало его жалко. В прошлый раз поэт-песенник ему активно не понравился. Он терпеть не мог таких вот, молодящихся старичков. Но сейчас, почему-то резко переменил мнение.
— А ты что…
— То самое, — кивнул Николай. — Чувствую, сегодня сорвусь.
— С утра начал? — понимающе кивнул Сергей.
Сам он почти не пил, но к пьющим людям, в отличие от большинства, относился с сочувствием. Все-таки, больные люди, как ни верти.
— Я раньше, чем с утра, — горько усмехнулся Скворцов. — Намного раньше. Наташку жалко. Она заслуживает лучшего мужика, нежели такое сокровище, как я.
Некоторое время оба молчали. Из душевой доносился плеск воды и нарочито громкие, пронзительные вскрики Нади. Мужчины переглянулись и, не сговариваясь, дружно усмехнулись.
— Настоящая поэзия никому не нужна, — с горечью сказал Скворцов. — Конечно, я не гений.
Между тем, Надя в душе начала громко петь. При этом изрядно фальшивила. А может, просто дурачилась.
— Иной раз думаю, может, сигануть в открытое окошко? Хоть раз в жизни испытать ощущение полета. Как считаешь? Все лучшее, уже позади. Это факт.
— Ну, знаешь,… — покачал головой Сергей. — Там, откуда я недавно прибыл, к таким попыткам… относятся.…
Опять голосом Норы захрипел динамик трансляции: «Пионеры, комсомольцы! Всем внимание! Через пять минут начнем прогон!».
В гримерную, распахнув дверь и отодвинув в сторону мужчин, стремительно вошла Наталья. За ней — маленькая, коротконогая, очень похожая на бегемотика, полная девица в синем замызганном халате. Наталья ногой отодвинула от стены пылесос, зло кивнула на него.
— Быстро починить можешь?
— Быстро кошки мышей рожают.
— У меня от пыли аллергия. Работать не могу, все время плачу.
— Все плачут. Вся страна плачет. Я вам что, нанялась, ваши пылесосы чинить!? Во-он… — девица кивнула на душевую, — своей звезде скажи, пусть она починит!
— Сегодня починишь или нет!? Да или нет!?
— Они будут задницами вертеть, да песенки распевать! Чуть-что, Оля — туда, Оля — сюда! И все на одну зарплату!
— Вы чего рты разинули! — неожиданно накинулась Наталья на мужчин. — Катитесь отсюда! Оба, оба-а!!!
Охранник Сергей Кострюлин и поэт Николай Скворцов пожали плечами, и послушно вышли в коридор. На лестнице постояли, покурили, ни о каких «полетах» больше не заговаривали. Из гримерной доносились голоса. Девушки продолжали разговор на повышенных тонах.
Как только Нора по трансляции объявила о начале прогона, Сергей спустился по лестнице в фойе, прошел по боковому коридору и открыл дверь зрительного зала. Все кресла были укрыты чехлами. В зале было темно и прохладно, если не сказать, холодно. После отупляющей жары на улице и изнуряющей духоты во всех помещениях за кулисами, это даже радовало.
Сергей устроился в самом конце, чтоб не маячить ни у кого перед глазами и приготовился смотреть.
За столиком режиссера неподвижно сидела какая-то седая дама во всем черном, курила и остановившимся взглядом смотрела на сцену.
Самое смешное, эстраду Сергей не любил. К попсе относился вполне равнодушно. Рок вообще недолюбливал. Сукачев, БГ, Кинчев и прочие идолы его сверстников, и тех, кто постарше, вызывали у него только легкое раздражение, не больше. Впрочем, он это тщательно скрывал от друзей. Кому захочется быть белой вороной. Тоже восхищенно цокал языком и понимающе кивал, стоило кому-либо произнести вслух ту или иную фамилию.
Французский шансон еще находил в его душе какой-то неясный волнующий отзвук. Привет бабушке, Ксении Федоровне. Та без ума была от Джо Дассена, Шарля Азнавура и, разумеется, великой Эдит Пиаф. Она бесконечно крутила их диски на стареньком проигрывателе, и каждый раз взгляд ее становился по-детски мечтательным и каким-то потусторонним. И во внука она ухитрилась втиснуть эту любовь к далекой стране. Самых галантных мужчин и самых соблазнительных женщин. Ее стараниями, Сережа в своем музыкальном развитии, (если это вообще можно назвать развитием!), основательно застрял где-то на рубеже шестидесятых, семидесятых.