Рыжик

Мачальский Дмитрий Викторович

– Так, а-а-а!..
– едва не подскочила Люда от распиравшего сомнения, но Костя её вполне понял.

– Всё просто. Раньше, хош-не хош, требовали качество, поэтому ТАМ скрипели, но терпели. А теперь проверять стало некому, и специалисты уже не нужны. Договора отобрали, пару старпёров, чтобы передирать старые отчёты, оставили и будут только деньги грести.

– Мама дорогая!
– обалдела Люда.

– Не то слово...
– согласился Костя.

Вот тебе и геологи, вот тебе и "всегда нужны". Прав был Роман Николаевич - пенсия ему пухом - надо было идти в юристы... или в дантисты. "Да,

холера ясна, каково же им сейчас?!" - глянула она на людей, которые через пару дней будут уже безработными. Однако, такой уж трагедии не увидела.

Народ переживал достойно: не плакал, не истерил, не впадал в депрессию. Только ругался очень... нехорошими словами.

– ...А в суде даже заявление не принимают - за два месяца, говорят, надо было! У этих ... всё схвачено!

– ...Ещё подгоняли, чтобы работы завершить - ... такие!

– ...Комиссар столичный, ...! И всё так тихо, тихо, чтоб никто не знал, ...!

– ...Приходить той ... мен, ..., з претензю– щоб вс звти [прим.
– "отчёты"] здала! Уявляш, яка ...?! Спалю, ..., а не здам!

– ...Мама в Италию зовёт. Теперь, ..., только в Италию и ехать к ... матери, прости господи...

"Мммать-перемать! Ма-а-амочки-и!.. Мама родная!.. Мамочка, мама..." - качала головой Люда, ужасаясь на все лады, и в памяти, сначала смутно, но постепенно всё более проясняясь, вырисовывался знакомый мотив: - "Мамочка-мама, прости дорогая... что дочку воровку..." - нет!
– "дочку такую на свет родила. С вором..." - нет-нет!
– "в поле ходила, в поле любила..."

– Люськин, что ты там бормочешь?
– дружески въехала локтём в бок Юлька.

– Песню сочиняю. Про УНГРИ. Отстань!
– огрызнулась Люда, но было поздно.

– О-О-О! Народ!!! Люська про вас песню сочинила!

– Песню?.. Да ну!.. Людмила, давай!
– народ, чем толочь юридическую воду в ступе, с энтузиазмом воспринял идею концерта.

– Да я ещё...

– Ничего, потерпим!

– Ну ладно.

Люда собралась с духом, прокрутила ещё раз текст, всё перепутала, разозлилась... потом, махнула рукой и завыла с трагическим надрывом, спотыкаясь о так и лезущие на язык нецензурные рифмы:

"Мамочка-мама, прости дорогая,

Что дочку-геолога ты родила!

В поле ходи-ила, в поле люби-ила -

Были когда-то такие "поля"!

В поле ходи-ила, в поле люби-ила -

Нету ни поля теперь, ни...чего!

Пытал комиссар меня, крыса столичная,

Требовал, сука, чтоб звиты сдала,

А я отвеча-ала гордо и сме-ело:

"Это научная тайна моя!"

А я отвеча-ала гордо и сме-ело:

"Лучше спалю, но не сдам ни...чего!"

Мамочка-мама, будешь в Италии,

Ты бы и дочку с собой забрала!

В поле ходи-ила, в поле люби-ила -

Есть

и в Италии тоже поля!

В поле ходи-ила, в поле люби-ила -

Больше не будет у нас ни...чего!"

– НИФИГА СЕБЕ!
– резюмировал народ её выступление.
– А подходит-то как!.. Слушай, давай ещё - я записываю...

Люда подумала было, что "ох, пробирает-то... ох, не надо бы больше", но уважила просьбу и спела на-бис, добавив от души куплет. Народ опять восхитился и потребовал по третьему разу. Она сгоряча начала, но дойдя до такого близкого её сердцу "лучше спалю", вдруг ощутила нехватку воздуха, а в глазах зарябило, как в плохом телевизоре. Словно сквозь вату послышалось заполошное "Люськин!"... Потом её придерживали и сажали удобнее... Потом отпаивали коньяком из чьего-то загашника. Она молча принимала заботу и только грустно думала: "Вот, оно как... Сердечко-то не железное".

Вечером у Люды было плохое настроение. Она сидела на кровати - босая и расхристанная - подбрынькивала себе на гитаре и с мрачной безнадёгой нудела песни... одна другой страшнее! Чем приводила в отчаяние Юлечку.

"Как о тихий берег, о скалистый берег

Грянули ракеты в сотни тысяч мегатонн.

Больше не увидишь обеих Америк,

А Китай с Японией остались...

...на-по-том. ЭХ!

Любо, братцы, любо,

Любо, братцы, жить!

С ядерной триадой

Не приходится тужить"...

...У Люды было О-О-О-ОЧЕНЬ плохое настроение.

– Люськи-и-и-ин!..
– заныла наконец подруга.
– Ну, сколько можно-о!-о! Ну, спела бы что-то приятное, тебе же волноваться нельзя.

Люда задумалась, а после с многозначительной ухмылкой изобразила на гитаре вступление.

– Нет, нет, нет!
– спохватилась Юлечка.
– Твой "Голубой вагон" петь не надо!

Люда понимающе качнула головой и забренчала вполне лирический, на первый взгляд, перебор.

– Мы на ло-о-одочке ката-а-ались...
– проникновенно начала она.

– Ну вот, другое дело, - успокоилась подруга.

– ...стратегической такой, - продолжила Люда.

"Прямо в рубке целовались

И нажали что-то... ОЙ!

В ле-е-есу, говорят, в бору, говорят,

Росла, говорят, сосёнка.

Угробила планету всю

Бедовая девчонка!"

Юлька вскочила, схватившись за голову, и бросилась к двери. Неожиданно в эту самую дверь постучали. Подруга удивлённо остановилась. В общаге если и стучали, то только ногой, а самые "интеллигентные" орали на весь коридор: "Девки, вы там?!", после чего вламывались, не дожидаясь ответа. Люде тоже стало интересно, кого это принесло. Она отложила гитару и забралась с ногами на постель для удобства обозрения.

В дверь снова постучали. Рукой... Хозяйки переглянулись.

– Это ещё кто?
– громко, чтоб ТАМ услышали, поинтересовалась Юля недовольным тоном.

Стук назойливо повторился.

– Блин! Да кому ещё не спиться?!
– сорвалась Юлька и с грозным видом распахнула дверь.
– Что, делать нечего - шляться только-о-О-О!..
– и замерла, таращась в проём. После чего ошалело оглянулась на подругу и выскочила наружу. Люда услышала, как она там перешёптывается с кем-то, а после нарочито громко и раздельно сообщает: