С небес на землю
Шрифт:
Но оно заканчивалось, стремительно, неумолимо, и нужно было возвращаться с небес на землю.
Там, в небесах, Маня и все новое и удивительное, что связано с ней.
Здесь, на земле, история с убийством, которая почти выстроилась у него в голове, — дорогие ботинки на трупе, пропавший листок с буквой «С», звонок на домашний телефон, митрофановская сумка, оказавшаяся на кухонном столе среди чашек и блюдец, черная собака на детской площадке, где его били, и еще одна, которую видел Береговой около дома Екатерины
Просто пропасть собак! Но самое главное, бог мой, что это просто собаки! Обыкновенные, нормальные собаки, вовсе не плод его воспаленного воображения и не свидетельство того, что он сошел с ума!
Алекс долго ковырялся возле собственной двери, рылся в сумке, искал ключи. Сумка то и дело съезжала с плеча, и в конце концов он плюхнул ее на площадку, присел рядом, нырнул в нее почти с головой.
Как водится, ключи оказались на самом дне под книжкой Марины Покровской, которую он утром купил в киоске, чтобы почитать в метро, но так и не открыл, потому что в метро не был. Целый день его возила в своей машине упомянутая Марина Покровская!..
Очень хотелось на нее посмотреть, и прямо тут, на площадке, он выудил книжку и глянул на фотографию.
Но ничего не получилось. Глянцевая женщина на глянцевой обложке была так же похожа и не похожа на Маню, как статуя Венеры на супругу скульптора, с которой он эту самую Венеру ваял!..
Глянцевая Маня смотрела с фотографии мимо, улыбалась надменной улыбкой, и накрашенные губы казались чужими и холодными. Невозможно представить, что эти губы целовали его, и распаляли, и не давали дышать.
Мрамор, мрамор…
Вздохнув, Алекс сунул глянцевую Маню под мышку, открыл дверь, шагнул и вдруг сильно ударился виском обо что-то твердое и острое. Алекса толкнули в спину, и, ему показалось, на него упал книжный шкаф. В глазах потемнело, и ухо перестало слышать, и второй удар почти сбил его с ног.
Человек, карауливший на лестничной площадке и втолкнувший его в квартиру, был хорошо подготовлен и расправлялся с ним деловито и без затей.
Алекс ничего не видел в темноте, а свет зажечь не успел и только подумал медленно, что был прав: время вышло.
Убьет?..
Вот так просто, на пороге его собственного дома?..
Только потому, что он опять… не готов?! Как тогда, в армии?! Или когда у него отняли роман?.. Нет, не роман, черт с ним, с романом, когда у него отняли дело, единственное, самое главное, смысл его жизни?!
Кашляя, Алекс попытался повернуться, чтобы увидеть, кто на него напал, но не смог и от следующего удара упал на колени.
И в этот момент что-то произошло.
К нему вдруг вернулась ненависть — вся та, из прошлого, и ее оказалось так много, и она была яркой, как судорожный всполох короткого замыкания.
И
Ну нет. Больше я не дамся.
Наугад, очень сильно, он швырнул сумку, которая все еще волоклась за ним, и, видимо, попал, потому что противник хрипло вскрикнул.
Ненависть горела и пылала в нем, и в ее свете он понял, что должен сделать.
Он вцепился в ногу, занесенную для следующего удара, дернул ее на себя, тело обрушилось с грохотом — как будто повалился дом.
— Я… все равно… тебя… убью… — хрипел тот, с кем он боролся. — Все равно…
Не убьешь. Я не дамся!
Сцепившись, они катались по полу в тесной прихожей, клубок змей, готовых пожрать друг друга, и Алексу что-то впивалось в грудь — змеиное жало! — и он вдруг сообразил, что это книжка, которая так и осталась у него под мышкой!
Он выхватил ее, размахнулся, ударил в лицо, целясь твердыми и острыми углами, и опять попал!
Противник завизжал и ослабил хватку, и секунды Алексу хватило, чтоб вырваться и дотянуться до зонта, всегда стоявшего в углу.
Он очень любил этот зонт, купленный в дорогом английском магазине, — тяжеленная, острая, длинная трость.
Он ударил зонтом раз, другой, третий, и тот, на полу, с каждым разом визжал все сильнее, и, черт его знает, наверное, Алекс убил бы его, если бы ненависть не погасла так же внезапно, как зажглась, словно сделав напоследок свое дело.
Он вдруг пришел в себя.
И придержал собственную руку, готовую ударить еще раз.
И вытер со лба пот — жарко было драться в пальто.
И услышал, как поехал лифт — обычный, нормальный, привычный звук.
Жизнь продолжается, вот что он понял.
Я не убит. И я никого не убил.
Тяжело дыша, он пристроил зонт поперек лежащего на полу человека, придавил его коленом — тот охнул и застонал, — потянулся и повернул выключатель.
И даже не зажмурился, когда свет ударил по глазам.
— Давно надо было тебя прикончить, — прохрипел лежавший на полу. — Сразу.
— Вставай, — велел Алекс. — Пошли.
Держась за стену, хрипло дыша, человек поднялся. Он был сильно избит, губы в крови — видно, Алекс как следует попал Маниной книжкой!
— Туда!
Держа погнувшийся зонт наготове, Алекс зажег свет в комнате и толкнул незваного гостя на стул.
— Ну? Чего ты от меня хочешь?! Ну, еще свяжи меня! Ты же трус, тряпка!
Алекс вдруг засмеялся. Смеяться было больно, так больно, что потемнело в глазах. Должно быть, ребра сломаны.
— Не буду я тебя вязать, — сказал он, стянул пальто и швырнул его на пол. — Ты ни на что больше не годен. Я победил.
— Нет! — закричал человек и заплакал. — Ты не можешь победить! Ты проиграл давно, еще тогда! А я выиграл! Я получил все!