Сад принцессы Сульдрун
Шрифт:
– А если мы опоздаем?
– Тогда корона опустится на голову Трюэна, и это уже непоправимо. Поехали.
Четыре всадника поскакали по прибрежной дороге мимо спящих рыбацких деревень и протяженных пляжей. На рассвете, когда лошади уже спотыкались от усталости, они приехали в Слалок, где им удалось поменять лошадей, и все утро они скакали в Домрейс.
Солнце поднималось к зениту; дорога дугой спускалась с холма через парк при храме Геи, где тысяча знатных гостей собралась на коронацию.
На краю храмового участка четверых всадников остановила стража – восемь кадетов из Колледжа
– Въезд запрещен!
Со стороны храма послышался рев фанфар, оповещавший о выходе будущего короля. Пришпорив коня, Эйлас прорвался через цепь кадетов; за ним с той же бесцеремонностью последовали его друзья. Перед ними высился храм Геи – тяжелый антаблемент покоился на классических колоннах. Внутренность храма была открыта всем ветрам. На центральном алтаре горел династический огонь. Приподнявшись в седле, Эйлас видел, как принц Трюэн поднимается по ступеням, торжественными ритуальными шагами пересекает террасу и опускается коленом на низкую скамью с бархатной подушкой. Между Эйласом и алтарем почтительно стояла знать Тройсинета в парадных регалиях.
– Дорогу, дорогу! – закричал Эйлас. Он попытался проехать через толпу на коне, но руки разгневанных дворян схватили узду и заставили его остановиться. Эйлас спрыгнул на землю и принялся расталкивать завороженных церемонией почтительных зевак, вызывая у них изумление и неодобрение.
Верховный жрец стоял перед коленопреклоненным Трюэном. Воздев корону над головой обеими руками, он произносил нараспев благословение на древнем данайском языке.
Расталкивая, увертываясь, протискиваясь и наступая на ноги, не обращая внимания на негодующие возгласы и отбрасывая в сторону холеные руки, пытавшиеся его схватить, ругаясь и пыхтя, Эйлас добрался-таки до ступеней храма.
Верховный жрец опустил перед Трюэном церемониальный меч, а тот, как того требовал обычай, положил обе руки на крестовину меча. Жрец нанес на лоб Трюэна царапину ритуальным ножом; на лбу выступила капля крови. Трюэн, склонившись, прижал эту каплю к рукояти меча, тем самым символизируя свою клятву защищать Тройсинет сталью и кровью.
Жрец снова высоко поднял корону и уже стал опускать ее на голову Трюэна, когда Эйлас взбежал по ступеням. Два стражника бросились наперерез, чтобы остановить его, но Эйлас успел пробежать между ними к алтарю и оттолкнул руку верховного жреца прежде, чем корона успела прикоснуться к челу Трюэна:
– Остановите церемонию! Этот человек не может быть королем!
Моргая в замешательстве, Трюэн поднялся на ноги, повернулся и посмотрел Эйласу в лицо. Его челюсть отвисла, глаза широко раскрылись. Но он тут же притворился, что разъярен, и закричал:
– Кто этот бродяга? Почему ему позволили вторгнуться в храм? Святотатство! Стража, уведите! Это сумасшедший! Отведите его в сторону и отрубите ему голову!
Эйлас оттолкнул стражников и воскликнул:
– Взгляните на меня! Разве вы меня не знаете? Я – Эйлас, принц Эйлас!
Набычившись, Трюэн не находил слов; губы его подергивались, красные пятна выступили на щеках. Наконец он натужно выкрикнул:
– Эйлас утонул! Неправда! Ты самозванец!
–
Несколько секунд сэр Эсте изучал лицо Эйласа, после чего повернулся и обратился к собравшейся знати, с любопытством окружившей храм вплотную:
– Это не самозванец. Это принц Эйлас. – Он строго посмотрел на Трюэна: – Кому лучше знать, как не вам?
Трюэн ничего не ответил.
Сенешаль повернулся к Эйласу:
– Не могу поверить, что вы покинули Тройсинет и заставили нас скорбеть о вашей кончине только для того, чтобы сыграть с нами злую шутку и произвести впечатление на толпу, явившись в последний момент на коронацию!
– Сэр Эсте, я только что вернулся в Тройсинет. Я ехал сюда со всей возможной скоростью, загоняя лошадей, что могут засвидетельствовать мои спутники. Король Казмир бросил меня в темницу. Я сбежал, но меня захватили в рабство ска. Я мог бы рассказывать часами о своих злоключениях. Короче говоря, с помощью моих друзей я прибыл вовремя, чтобы спасти корону от убийцы Трюэна, столкнувшего меня в темное море!
Трюэн взревел от ярости:
– Никто не смеет запятнать мою честь и остаться в живых! – Схватив древний церемониальный меч, он замахнулся им, чтобы отсечь Эйласу голову.
Что-то мелькнуло в руке стоявшего неподалеку Каргуса; беззвучно пролетел широкий галисийский нож, глубоко вонзившийся в горло Трюэна – так глубоко, что острие выступило у того под затылком. Меч со звоном упал на каменные плиты. Глаза Трюэна закатились и побелели, ноги разъехались в стороны – он упал в судорогах на бок, дернулся, перевернулся на спину и затих.
– Удалите труп! – приказал страже сенешаль. Обратившись к собравшимся, он сказал: – Уважаемые представители лучших семей Тройсинета! Я подтверждаю под присягой, что принц Эйлас – законный и полноправный наследник трона. Кто смеет возразить или усомниться в моем решении? Пусть выступит вперед и предъявит обвинения!
Сэр Эсте подождал минуту в гробовом молчании.
– Продолжайте церемонию!
Глава 29
Спустившись с дворцовой рампы Миральдры еще до рассвета, Эйлас и Шимрод выехали на восток по прибрежной дороге. К вечеру они поднялись на перевал Лешего и придержали лошадей, чтобы насладиться открывшимся видом. Сеальд простирался до горизонта многоцветными полосами – дымчатыми черновато-зелеными, серовато-желтыми и сумеречно-желтыми, дымчатыми сиренево-голубыми. Эйлас указал на далекий отблеск спокойной воды:
– Там Джанглин – пруд у Родниковой Сени! Сотни раз я беседовал в этом месте с отцом; его всегда больше радовало возвращение домой, нежели отъезд. Сомневаюсь, что ему удобно было сидеть на троне.
– А вам удобно на троне?
Эйлас задумался и через некоторое время ответил:
– Я был узником, рабом и беглецом. Теперь я король, что несколько удобнее. И все же, если бы у меня был выбор, я предпочел бы другую жизнь.
– По меньшей мере вам пришлось узнать, какова жизнь без прикрас, – сказал Шимрод. – Возможно, это будет вам на пользу.