Сад принцессы Сульдрун

Вэнс Джек Холбрук

Лошади бежали всю ночь без устали, полные бешенства, – безжалостно погонявший их демон вызывал у них возмущение. Через час после рассвета Карфилиот снова сделал десятиминутный перерыв. Друн и Глинет не хотели есть. Карфилиот нашел хлеб и вяленую рыбу в кладовке около задней двери фургона, наскоро подкрепился и снова принялся стегать лошадей.

Весь день фургон катился по травянистой равнине Южного Даота – казалось, их окружали лишь бесконечный простор, ветер и небо.

Ближе к вечеру фургон пересек реку Тамм по каменному мосту из семи арочных пролетов и таким образом оказался в Помпероле, не встретив никакого препятствия ни в лице единственного

даотского пограничника, ни его тучного помперольского коллеги, неотрывно погруженных в глубины анализа шахматной композиции за столом, установленным точно на границе посередине моста.

Ландшафт изменился – леса и редкие холмы-останцы, формой напоминавшие кексы и неизбежно увенчанные крепостными стенами, сократили необъятные перспективы Даота до масштабов, соразмерных человеческому восприятию.

Перед заходом солнца лошади наконец стали волочить ноги; Карфилиот понимал, что не сможет заставить их бежать еще одну ночь. Он свернул в лес и остановился у едва заметного ручейка. Пока он брезгливо распрягал лошадей и привязывал их там, где они могли напиться и пастись, Глинет развела костер, повесила котелок на треножник и сварила импровизированный суп из попавшихся под руку продуктов. Выпустив котов из корзины, она позволила им побегать, но только поблизости. Сидя за скудным ужином, Друн и Глинет переговаривались едва слышным полушепотом. Карфилиот, сидевший с противоположной стороны костра, наблюдал за ними из-под полуопущенных век, но ничего не говорил.

Характер внимания, которое проявлял к ней Карфилиот, все больше беспокоил Глинет. Наконец, когда небо уже потемнело, она позвала котов и посадила их в корзину. Карфилиот, казавшийся ленивым и бездеятельным, задумчиво изучал хрупкие, но неожиданно выпуклые контуры, грациозные легкие движения и непроизвольные изящные манеры, делавшие Глинет неповторимой и привлекательной.

Глинет что-то прошептала на ухо Друну; они направились к фургону.

Карфилиот стоял у них за спиной:

– Куда вы пошли?

– Спать, – сказала Глинет. – Куда еще?

Карфилиот схватил Друна, впихнул его в фургон и захлопнул за ним дверь.

– Сегодня, – сообщил он, обращаясь к Глинет, – мы с тобой переночуем у костра, и завтра у тебя будет достаточно пищи для размышлений.

Глинет попыталась убежать за фургон, но Карфилиот схватил ее за руку.

– Не напрягайся прежде времени, – посоветовал он. – Тебе предстоит утомительное занятие, причем прекращать его тебе самой не захочется.

Запертый в фургоне Друн схватил свирель и принялся играть со страстной яростью и беспомощным отчаянием, представляя себе злоключения Глинет. Золотистые пчелы у него в глазах, днем лишь изредка жужжавшие, чтобы напомнить о своем присутствии, собирались было успокоиться в темноте, но при звуках свирели стали описывать недовольные круги. Заметив этот эффект, Друн заиграл громче.

Карфилиот вскочил и быстро подошел к фургону:

– Заткни свою свиристель! Она действует мне на нервы!

Друн поднатужился, приподнявшись со скамьи, и принялся дудеть еще быстрее и настойчивее. Испытывая непреодолимое отвращение к музыке, золотистые пчелы летали зигзагами, петляли восьмерками, стали сталкиваться и в конце концов, полностью раздосадованные, вылетели из глаз Друна. Торжествующе набирая воздух в грудь, Друн заставил свирель играть издевательский марш фортиссимо.

Карфилиот наклонился к двери фургона и громко сказал:

– Сейчас зайду в фургон, сломаю свирель и надаю тебе таких оплеух, что надолго затихнешь!

Друн не останавливался – звуки свирели настолько будоражили пчел, что теперь они метались по всему фургону, натыкаясь на стены.

Карфилиот поднял засов, закрывавший

дверь. Друн отложил свирель и отчетливо сказал:

– Дассенах, ко мне!

Карфилиот распахнул дверь. Золотистые пчелы дриад вылетели и ударились ему в лицо; герцог отшатнулся, и это спасло ему жизнь – шпага проткнула воздух, лишь слегка прикоснувшись к его шее. Удивленно выругавшись, герцог схватил шпагу за эфес, вырвал ее из руки Друна и отшвырнул в кусты. Друн пнул его в лицо; Карфилиот схватил Друна за ногу и отбросил кувырком внутрь фургона.

– Чтобы не было больше никакого шума! – пыхтя, выкрикнул Карфилиот. – Не стучи, не свисти и не чирикай, а то получишь по башке!

Захлопнув дверь, он опустил засов. Повернувшись к Глинет, он увидел, что та взбиралась по ветвям старого дуба. Карфилиот подбежал к стволу, но уже не мог ее достать. Он полез на дуб вслед за ней, но Глинет карабкалась быстрее и все выше. В конце концов она выбралась на конец ветви, прогибавшейся под ее весом, – Карфилиот не посмел за ней последовать.

Он стал говорить с ней – сначала шутливо, потом просительно, затем угрожающе. Но Глинет не отвечала, неподвижно прячась в листве. Карфилиот произнес последнюю угрозу, от которой у нее похолодела кровь, и спустился с дерева. Если бы у него был топор, он срубил бы под ней ветвь – или даже все дерево – и отомстил бы ей за неподчинение его воле!

Всю ночь Глинет сидела, съежившись от холода и страха, в развилке старого дуба. Казалось, Карфилиот заснул на подстилке у костра, но время от времени он подбрасывал хворост в огонь, и Глинет боялась спуститься.

В фургоне Друн лежал на скамье, раздираемый противоречивыми чувствами: он торжествовал, потому что к нему вернулось зрение, но с ужасом думал о том, что могло происходить снаружи у костра.

Утренний свет постепенно просачивался в темный фургон сквозь щели и окошко за козлами. Карфилиот поднялся с подстилки и, прищурившись, смотрел наверх, пытаясь разглядеть Глинет в темной листве:

– Слезай, пора ехать.

– Не слезу.

– Как хочешь, уеду без тебя.

Карфилиот взял двуглавых лошадей под уздцы и подвел к дышлу – лошади стояли, дрожа и вскапывая землю когтями: новый хозяин вызывал у них отвращение.

Глинет следила за приготовлениями с нарастающей тревогой. Карфилиот тоже следил за ней краем глаза. Наконец он позвал:

– Слезай и заходи в фургон! Или я вытащу Друна и задушу его у тебя на глазах. Потом я залезу на дерево, накину петлю, потяну за веревку и сломаю ветку, на которой ты сидишь. Может быть, я тебя поймаю – а может быть, и нет… Ты упадешь и ушибешься. Так или иначе ты у меня в руках, и я могу сделать с тобой все, что хочу.

– Если я слезу, вы ко мне опять пристанете.

– По правде говоря, у меня уже нет настроения, – ответил Карфилиот. – Твое хилое маленькое тело не стоит таких усилий. Слезай!

– Сначала выпустите Друна.

– Зачем?

– Я вас боюсь.

– Чем он тебе поможет?

– Он что-нибудь придумает. Вы его не знаете.

Карфилиот распахнул дверь фургона:

– Выходи, гаденыш!

Друн прислушивался к утренней беседе с безумной радостью – судя по всему, Глинет удалось ускользнуть из объятий Карфилиота. Притворяясь слепым, он нашел дверной проем на ощупь и спустился по лесенке, с трудом сдерживая возбуждение и торжество. Как прекрасен был этот мир! Зеленые деревья, благородные черные кони! Он никогда раньше не видел фургон доктора Фиделиуса – весело разукрашенный, высокий, причудливых пропорций. А с дерева спускалась Глинет, милая грациозная Глинет – хотя теперь она побледнела от испуга и усталости, а в ее русых локонах запутались сухие сучки и дубовые листья.