Сахарный немец
Шрифт:
– А жаль, Иван Палыч, Анучку: хоть и дурак был, царство ему небесное, с головы до пяток...
Иван Палыч пошел доложиться.
...Перед тем, как итти к командиру, Иван Палыч зашел за Зайчиком. Зайчик спал, как ребенок, раскидавши по сторонам руки, и так крепко, что Иван Палыч долго не мог его добудиться.
– Ты, Иван Палыч?..- сказал Зайчик, протирая кулаком глаза,- что случилось?..
– Да так, кой-что, ваш-бродь... Добрый вечер вашему благородию... Анучку убили!..
– Как убили?.. Когда убили?..- вскрикнул Зайчик, оглядывая блиндаж.
–
Зайчик перекрестился...
– Как же я это проспал человечью смерть?.. А?.. Иван Палыч?
– А что, разве вы помогли бы...
– Да ведь, и верно: чем тут поможешь?..
– Ну, вечная ему память, только и делов: другого возьмете...
– Нет уж я, Иван Палыч, лучше один... Мне одному даже удобней...
– Ну, это как знаете... Командир приехал, ваш-бродь.
Зайчик вскочил, словно иголкой его шкнули, и стал натягивать брюки.
– Вы, ваш-бродь,- говорит наставительно Иван Палыч,- командиру о Пенкине, ни гу-гу...
– А что?
– Да рта тогда ни мне, ни вам не даст об отпуске раскрыть.
– А, ведь, пожал-что, Иван Палыч!
– А вам завтра очередь!..
– Да, да, конечно, в рот воды набрать.
Едва успел Зайчик сапоги обуть да волоски, во сне растрепанные, пристроить, как Палон Палоныч сам своей особой в блиндаж и входит.
– Ждал, ждал я вас обоих,- сердито он начал еще в двери,- да, ведь, ждать да догонять нет ничего хуже. Думаю, дай я тогда к ним сам пойду, коли они ко мне не идут...
– Здравия желаю, г. капитан, - тихо сказал Зайчик, подавая первый руку Палон Палонычу.
Иван Палыч вскочил с табуретки и кочергой встал в угол у входной двери.
– Здравствуй, Иван Палыч, - полуобернулся Палон Палоныч к фельдфебелю, в то же время пожимая Зайчикову руку,- распаляции были?
Иван Палыч кадыком только ёкнул.
– Никак нет-с, г. капитан,- заторопился Зайчик,- Морковкина только... да Анучку сегодня...
– У меня еще с вами, г. зауряд, будет разговор... А впрочем, если вам уж так угодно, так давайте с вами сначала: отзвоним, да и с колокольни долой, как Суворов говаривал... Прошу, господа, садиться... Ну-с, начну, г. эауряд, с того что отныне вы... (Палон Палоныч, очевидно, нарочито долго закуривал трубку, наслаждаясь, как у Зайчика меняется лицо: то побледнеет, как поблекнет, то так и запышет, как кумачевая Василисина кофта), что отныне вы в лице... моем... (клуб прямо Зайчику в нос)... моем обрели, так сказать, вашего пылкого почитателя и, так сказать, читателя (снова клуб, у Зайчика на лбу высыпали потинки) статеек о вас и ваших стишках, а также, так сказать, и самих стишков ваших.
Тут Палон Палоныч остановился, очевидно, довольный, что он так ловко и кругло наворачива-ет, достал из-за пазухи питерскую газету, очень усаленную и наполовину рваную, рыгнул и от него вдруг сильно понесло перегаром...
– Можете себе, г. зауряд, вообразить, - в чем вы как раз не нуждаетесь, чтобы вам помогали, ибо, судя по вашим стихахушкам - вы простите меня за это явное искажение, но я, как Щедрин, право, не вижу смысла в этом занятии и тем более пользы (это уже вдобавок к мысли сатирика) - пользы отечеству и армии - так судя по всему, говорю, и прочему, фантазией обладаете геркулесовской и потому сами легко об'ясните, как этот клочок газетки от 15-го года попал в мои руки...
Тут капитан опять остановился и опять сильно рыгнул. У Зайчика, как у впрямь настоящего зайца, сердце комочком свернулось, ушки сложило на спинке и так и ушло в
– Так вот-с, говорю и повторяю, что при всей своей фантазии вы такого романического стечения обстоятельств совсем даже и не предполагаете... Вы, конечно, знаете, что во всяком культурном центре есть такие особые... особые... как бы это сказать... места... да... особые места, куда всякий ходит и не может не ходить. Ну, так естественно, пошел и я... Сижу, видите ли, наслаждаюсь, я, ведь, очень по натуре большой эпикуреец, держу в руках вот этот драный листок наготове и что ж: бац, знакомая фамилия, знаколицомое, как Лесков это любил перевирать и очень хорошо это делал...
Тут Палон Палоныч вдруг встал и совсем другим тоном, строгим и властным, спросил Зайчика:
– Это про вас написано?
– Так точно, г. капитан,- тихо произнес Миколай Митрич, - про меня...
Эту статейку мне Зайчик показывал, когда мы еще были в Хинляндии. Написал ее один его питерский приятель, с которым Зайчик все пивные в Питере обшаркал: до того они с ним дружно жили да любили друг дружку. Приятель Зайчиков даже портрет ему свой в портсигар вставил, вроде, как на память: коли будет Зайчик папиросами угощать, так он из его портсигара всегда длинный, длинный нос высунет: больно уж длиннонос он видно был от природы, кажется, окромя носу, ничего у этого Зайчикова приятеля и не было. Иван Палыч, как увидал у Зайчика Зайчикова приятеля в портсигаре, так я помню, даже поближе показать попросил, долго разглядывал и, наконец, произнес:
– Я бы, говорит, с таким носом непременно удавился!..
Ну, да Иван Палыч в таких тонких делах был совсем даже глупый человек. Одним словом, расхвалил Зайчика Зайчиков приятель в этой газетенке за мое почтение, а самое главное, даже как бы богатырем, ероем выставил. Мне Зайчик показал тогда эту статейку, до половины и дочитать не дал, вырвал у меня ее да за пазуху:
– Ты, - говорит, - прочтешь, смеяться надо мной будешь...
Стало быть, что же это только творилось с Зайчиковым сердцем, когда эту самую газетку Палон Палоныч Зайчику из Питера привез.
– Вы, - сказал капитан и, в знак окончания всяких разговоров, взялся за картуз, - вы, г. зауряд, на каком хотите месте, но зарисуйте так, чтобы долго потом не забыть: все эти ваши стихахушки с сего числа вы будете представлять мне, и после моего одобрения уж я сам буду их направлять в дивизию, и только после разрешения... ну, я думаю понятно... Всех!..
* * *
Зайчик как столб стоял и, кажется, мало что понимал из того, что ему поет Палон Палоныч. Иван Палыч так кочергой и застыл, только, кажется, глаза совсем вылезли и повисли над встопоривши-мися кверху усами, как два мыльных, мутно-зеленых пузыря...
– В трехдневный срок,- кричит ему Палон Палоныч, уже стоя в дверях на выход, - в трехдневный срок... в письменном виде... подать записку и все распаляции и распекации изобразить в наилуч-шем виде-с!..
– Капитан, капитан, - закричал вдруг не своим голосом Зайчик, капитан! Я не буду, я не могу!.. Это даже и не я совсем...
Но Палон Палоныча в блиндаже уже не было, и Зайчик смутно разглядел мыльные пузыри в углу, хотел шагнуть в угол, но зашатался и, как сноп, повалился на пол... Зайчик лежал ничком и тихонько всхлипывал. К нему подошел Иван Палыч, хотел, должно быть, нагнуться и сказать что-то ему, но потом вдруг сжал кулаки и махнул ими в воздухе над плачущим Зайчиком...