Салат из одуванчиков
Шрифт:
— За старика?
— Не совсем. За вдовца какого-то. Устраивается на работу в привокзальное кафе. И тут наступают наши любимые лихие девяностые. Кафе закрывается, а на его месте некий Акоп Аганесян открывает шашлычную.
— Что?!
— Да, да, тот самый, который теперь работает в известном нам пансионате. Но до него мы ещё дойдём. В тот период Дориана остаётся без работы, муж её тоже не работает. Самое время суму на плечи, а зубы на полку. Единственная работа, которую ей удаётся найти, — это уборщицей
— Опять сердце?
— Точно. Дориана продаёт квартиру и уезжает в деревню. Отстраивает дом и разводит свиней. По всей видимости, она сбывала мясо в торговые точки, которых к тому времени открылось огромное количество, пока не повстречалась с Болуновой. Уж не знаю, как и что у них сладилось, но дальше всё пошло так, как я вам рассказал ранее.
— «Судьбы их тоже чем-то похожи…», — пропел Котов.
— Да, очень подозрительно, прямо мрут мужья один за другим.
— Ну ладно, что дальше, Олег?
— А дальше происходит то, о чём рассказал Виктор. После смерти мужа Глафира продаёт свою квартиру и устраивается в разваливающийся дом инвалида начальницей. Никого не смутило отсутствие образования и относительная молодость претендентки, потому что никому это заведение на тот момент не было нужно. Ефимова становится главной помощницей, видимо, по её протекции пристраивают и Аганесяна, который первое время занимался расселением своих земляков в отдельно выделенном под жильё этаже. Они помогли отремонтировать здание, ну и остальное привести в порядок. Дальше вы всё знаете.
— Там ещё садовник есть. Ты что-нибудь о нём узнал?
— Да, Геннадий Мышкин, сын директора завода, где работали родители Дорианы. Бывший художник, не без таланта, но кому были нужны художники в девяностых? Спился, нищенствовал, бомжевал. Отца его, кстати, посадили в андроповский период за хищение социалистической собственности. Его тоже Ефимова пристроила. Все они живут, включая саму хозяйку, на территории интерната, только Дориана своих свиней надолго не оставляет. Ну вот, пожалуй, и всё.
В кабинете стало так тихо. Создавалось впечатление, что примолкший за время рассказа вентилятор проснулся и заработал с отчаянной силой, пытаясь разогнать гнетущую тягостность мыслей.
Глава седьмая
Ночью страшно то, что днём вызывает улыбку, поскольку за весь день это «то» стирается, замыливается, теряет свои контуры и очертания. Ночь преломляет всё через призму нужного тебе. Того, чего хотелось бы, но дотронуться страшно.
Ночной парк совсем немногословен. Это время суток не для гуляний. Во всяком случае, в её возрасте. Но днём ещё опасней. Тем более что женщина, которую Геннадий называет Брунгильдой, несмотря на все предпринятые ухищрения, её всё-таки узнала. С учётом
— Ты видела? Видела? — Баба Нюра склонилась над столиком. В её представлении так было ближе к ушам Агаты Тихоновны, которая сидела напротив и ковыряла вилкой запеканку. — Перстень на руке Акопа?
— Нет, — Агата Тихоновна положила в рот квадрат творожистой массы. — Кавказцы любят золото так же, как цыгане.
— Вот именно, как цыгане. Ты знаешь, что малавитенский кавалер тоже из цыган?
— Акоп? А он не армянин разве?
— Да какой Акоп? Акопу наплевать на Малавиту. Я про нашего Бенджамина. У них же с Малавитой любовь была. Ты разве не знаешь?
— Нет. Меня это не интересует. — Агата Тихоновна быстро дожевала запеканку и схватила стакан с киселём. Надо побыстрей отделаться от этой сплетницы.
— Не ври. Не интересно. Сама же у Генки интересовалась: «Куда это наш Бенджамин Батлер делся?» — Кривляние Бабы Нюры совсем не передавало манеры Агаты Тихоновны, тем не менее ей удалось удержать её внимание. — Думаешь, я не слышала?
— Я интересовалась не из личной симпатии, а…
«Не твоего ума дело», — застряло в горле.
— А с чего бы тогда? — насмешливо глядела баба Нюра. — Неужто алкаш тебе в душу запал?
— Да что ж ты мелешь такое? — негодование просилось наружу.
— Да ладно тебе, — баба Нюра примирительно схватила соседку за руку. — Я ж не к тому начала. Перстенёк-то на пальце у Акопа бенджаминовский.
— Как?! — порывающаяся уйти Агата Тихоновна снова опустилась на стул.
— А так. То, что Акоп подворовывает, мне ещё в первый приезд Евгений сказал. Мы с ним… — глаза бабы Нюры посоловели, — в тёплых отношениях. — Многозначительно приподняла бровь. — Так что имей в виду. Если что ценное, золотишко какое, лучше припрячь или надень и не снимай.
Агата Тихоновна, стараясь не создавать даже малейшего шума, пробралась к корпусу инвалидов и пошла вдоль окон. Останавливаясь перед каждым, она приподнималась на цыпочки и пыталась разглядеть хоть что-нибудь в возможных просветах плотных штор. Тщетно. Ничего не разглядеть. Не оставляя попыток, она дошла до конца здания и уже хотела повернуть обратно, но рассеянный луч света из-за угла заинтриговал. Это административная часть здания. Первый этаж крыла занимают офисные помещения, второй этаж, который имеет отдельный выход на лестницу, занимали жилые помещения хозяйки и её напарницы. Остальной персонал, к которому относились Акоп и Геннадий, имели свои комнатёнки в корпусе пансионата.