Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
— Вот именно «всего лишь». Слышал, что адмирал Мишуков о флоте говорил? Вот эти четыре «всего лишь» в юбках и довели его до такого состояния.
— Ну а чем же будет лучше этот принц Адольф?
— Тут ты прав, Петр Семенович, — засмеялся неожиданно Кейт. — Этот, пожалуй, и до баб не тянет. Боготворить горазд. Да, между прочим, Петр Семенович, ты обратил внимание, чем эти два визита отличаются от визитов к русским вельможам?
— Чем?
— А ну подумай.
Салтыков пожал плечами: черт его знает.
— Эх ты, а еще русский, а вспомнить не можешь.
— Ей-богу, не соображу.
— Эх ты. Вы, русские, обязательно тащите гостя за стол. Угостить, напоить. Вон даже у Мишукова едва мы появились на корабле, он первым долгом велел вестовому накормить нас. Со шканцев вернулся, промок, продрог, взял бутылку, нет, чтоб одному выпить, согреться, волокет к нам: выпьем. А тут были у короля, у принца, оба нам безмерно рады, а к столу не зовут. А?
— А ведь ты верно заметил, Джемс, я и не подумал, — улыбнулся Салтыков.
— Ты-то не думал, а я мысленно долбил им, пока они расточали комплименты: «Покормите же нас! Покормите! Мы ж не жрамши!» Не дошло. Полагаю, если б и вслух попросили, отказали бы: мы, мол, уже отобедали или что-нибудь того хитрее. Наверняка и с провиантом для армии мы с тобой хлебнем здесь горя, Петр Семенович. Вот увидишь.
Русские полки шли мимо королевского дворца с музыкой, с развевающимися знаменами. Над стройными шеренгами в такт шагу колыхались, поблескивая, штыки.
Король стоял у раскрытого окна на втором этаже дворца и приветствовал полки, говоря с восхищением:
— Я очень доволен, что прежде смерти имею счастье видеть перед собой и под своею командой войско столь могущественной и славной императрицы. Если понадобится, я сам буду командовать этой армией. Я сам поведу ее в бой на любого врага. Экие молодцы, экие богатыри! А? Адольф, что ж вы молчите?
— Я тоже восхищен, ваше величество, этими солдатами. Теперь никакая Дания не посмеет приблизиться к нашему королевству.
А оркестр гремел, тысячи солдатских сапог дружно и слаженно попирали стокгольмскую мостовую: «Хруп-хруп, хруп-хруп», согревая этими звуками старое сердце короля Фридриха I и его наследника принца Адольфа Фридриха II.
Кейт и Салтыков, стоявшие тут же позади высоких особ, помалкивали, изредка переглядываясь выразительно между собой: мол, кого вы хотели победить, любезные государи?
8. Заговор
Поручику лейб-кирасирского полка Бергеру было дано ответственное поручение — выехать в Соликамск и возглавить там караул, осуществлявший надзор за ссыльным Левенвольдом, бывшим обер-гофмаршалом Анны Леопольдовны [34] .
34
Анна Леопольдовна (1718–1746) — «правительница России» при своем малолетнем сыне императоре Иване VI Антоновиче. Дочь герцога Мекленбур-Шверинского и царевны Екатерины Ивановны (дочь царя Ивана V),
Ах, как не хотелось поручику оставлять блестящую столицу и ехать в какую-то дыру на край света! Как не хотелось! До ломоты во лбу размышлял курляндец, как бы избыть ему сие «ответственное поручение» и не ехать на эти чертовы кулички. Но, как говорится, на ловца и зверь бежит, поздно ночью явился к Бергеру Иван Лопухин.
— Слушай, поручик, у меня есть к тебе небольшая просьба. Исполнишь?
— О чем речь, друг. Конечно.
— Передай, пожалуйста, Левенвольду это письмо. И вот тебе за работу.
И Лопухин положил на стол пять рублей. Пять рублей за такой пустяк — передать письмо. Кто ж откажется?
— Конечно, Иван Степанович, передам в собственные ручки. Можешь быть покоен.
Однако когда Лопухин ушел, хитрый курляндец сообразил: «Записка государственному преступнику! Тут что-то не то. Не сама ли удача идет мне в руки?»
Бергер без колебаний распечатал письмо, прочел первые строки: «Милый Рейнгольд, мне так хочется ободрить вас в вашем ужасном положении…» Бергер тут же взглянул на подпись в конце послания и обалдел, она гласила: «Лопухина».
Та самая красавица Лопухина, которой недавно на балу государыня надавала пощечин за то, что она посмела украсить прическу розой, точь-в-точь как у императрицы, что посмела быть красивее повелительницы.
Курляндец сообразил: на этом можно кое-что сделать в свою пользу, возможно, даже отмотаться от дальней командировки.
И он помчался к лейб-медику Лестоку:
— Ваше сиятельство, у меня оказалось письмо, которое должно заинтересовать вас.
Лесток начал читать, и чем далее, тем все заинтересованнее.
— Ух ты, она обещает ему скорые перемены. Интересно. Очень интересно. Вот что, поручик Бергер, вам надо поближе сойтись с этим Иваном, ее сыном, повыведать у него все, что можно. Какие это перемены они ждут?
— Но, ваше сиятельство, меня отправляют в командировку в Соликамск. Я бы рад, но сами понимаете.
— Кто отправляет?
— Командир лейб-кирасирского полка.
— Я переговорю с ним. Вас заменят. Тут пахнет заговором. Это письмо, возможно, та ниточка, которая поможет нам размотать весь клубок. Исполняйте, я освобождаю вас от командировки.
Бергер отлично знал силу и влияние этого человека при дворе, и вышел он от него окрыленный: «Все! Отмотался, отмотался от Соликамска. Какое счастье!»
К выполнению задания лейб-медика курляндец приступил немедленно. Назавтра, как бы нечаянно, натолкнулся на Лопухина и вскричал, не скрывая радости:
— О-о, Иван Степанович, здравствуйте.
— Здравствуйте, Бергер. Вы еще не уехали?
— Задерживают дня на три-четыре. Да и кое-какие дела надо окончить. Может, зайдем выпьем на посошок.