Сам

Воронов Николай Павлович

Его второе страдание обуславливается отсутствием справедливых возможностей средствами власти гуманизировать стремительным образом жизнь Самии и жизнь человечества. Чего проще отозваться старанием на святую идею генофондизма?! Так нет — сопротивление. Среди сопротивленцев — персональный любимец Курнопай. И он не хочет Самию разношерстных людей, унаследовавших множество пороков и болезней тела, психики, превратить в Самию образцовых личностей. Почему преуспевает в Америке правящая элита? Она уже не одно поколение не позволяет себе ассимилироваться с теми, даже из ее среды, кто генетически заразен. Стерильная чистота наследственности — принцип элитариев Америки. Он идет дальше: спаривать генофондистски образцовых, наследственно нечистым запретить воспроизводство поколений. За непослушание — выхолащивание. Решение этих вопросов будет в руках авторитетнейших комиссий, созданных из религиозников, генофондистов и медицинской науки. Так вот, его второе страдание обострилось на межконтинентальной встрече глав правительств. Он внес на повестку дня неслыханный для встреч по проблемам тайных дипломатических сговоров пункт. Не догадайся он увязать его с темой миросохранения, пункт не был бы рассмотрен. Пункт сформулирован так: «Сексрелигия и генофондизм как средство миросохранения». Он не рассусоливал, обосновывая логику своего учения. Не на войнах необходимо строить политику дипломатий, хотя, разумеется, политика очаговых войн спасает сегодняшний мир, то бишь уменьшает народонаселение мира во всех регионах земного шара. Необходимо строить ее на рождении посредством отбора. Чистота рождения, в связи с нею — резкое уменьшение рождения отбросит неизбежность войн как универсальный экономический регулятор. Человечество уже в ближайшую четверть века должно в обязательном

порядке уменьшиться раз в пять — десять, значит, проблема прокорма, обеспечения одеждой, жилищем, ресурсами, энергиями снимется сама собой. Он не побоялся предложить четыре шкалы для установления уровня народонаселения во всех странах мира. Первая шкала: великие конгломераты народов типа Индии, США, России, Китая. К концу первой четверти будущего века эти конгломераты обязаны сократить свое количество до двухсот миллионов человек. Вторая шкала: страны, в которых население от пятидесяти миллионов до ста пятидесяти, к примеру Индонезия, Бразилия, Япония, Бангладеш, Пакистан, Мексика, Великобритания, Италия, Франция, Корея, обязаны иметь не свыше сорока миллионов человек каждая. Третья шкала: страны ниже пятидесяти миллионов, но не меньше десяти должны иметь не больше восьми миллионов. Все остальные страны не могут превышать четверти своего нынешнего населения. Ух, на какой национализм я натолкнулся! Огромные народы не желают убавляться, средние хотят стать великими, великие народы в количественном отношении, едва выбравшись за пределы третьей шкалы, стремятся дорасти до уровня шкалы первой. Защитники племен и национальностей, исчисляющихся сотнями и тысячами человек, мечтают, дабы эти племена и народности плодились по геометрической прогрессии. Тьма-тьмущая протестов, противоречий. Раздосадовали. Я врезал им за оголтелый национализм, затем предложил собрать всепланетный конгресс по народонаселению и определить пределы рождаемости всем, без исключения, народам. Ярлык прожектера пытались присобачить. Не получилось. Однако и не стали принимать решения по этому пункту, он-де в идеале приемлем, но для практики нереален. Спасительнейшая идея, так нет, ее — в неосуществимость. Из-за лоскутных интересов, из-за крохоборского индивидуализма. Вечная история — спасительную идею на штыки, в отвал. Христа распяли, Галилея на костер, Мальтуса пинают все кому не лень. Его в эпигоны Мальтуса пробовали загнать. Отмел, но по отдельным линиям присягнул Мальтусу. Мальтуса встревожила избыточность людей, когда эта многоликая беда лишь обозначилась в условиях машинно-урбанистической цивилизации. Мальтус — гений предвидения. Англия как родина прежде всего встревожила Мальтуса, но более он встревожился будущим человечества, а этого, заботы о человечестве, терпеть не может большинство политиков, экономистов, богачей, церковников. И философы терпеть не могут, особенно те, кто не провидел грядущего. Мальтус-де, как и вы, господин председатель (я председательствовал на межконвстрече), греховен по отношению к Богу, поскольку религиям противна идея препятствия рождаемости, и не гуманен по отношению к людям, которые могли бы родиться, но не родятся. Если бы-де каждый из нас не родился, это было бы трагедией для каждого из нас и уроном для каждой из наших родин. Тут я, во-первых, логикой их долбанул: для того, кто не родился, совершенно исключена трагедия, как для фантома, во-вторых, насчет урона: урона не бывает из-за того, кому не удалось припожаловать на белый свет. Их суждения были фантомными, то бишь призрачными, и я указал им на реальность бытия планеты. Антропологи сходятся на том, что хомо сапиенс существует три миллиона лет. Они же утверждают, что на переходе от эпохи палеолита к эпохе неолита, следовательно, двадцать тысячелетий назад, было на планете три миллиона людей. Итак, за три миллиона лет человечество накопило три миллиона человек, по одному как бы человеку прибывало за год. За двадцать тысячелетий оно увеличилось до пятидесяти миллионов, то бишь больше двух тысяч за год. В начале новой эры оно составляло двести миллионов человек. Волосы встают дыбом! За три года рожать больше, чем за всю историю человечества до нашей эры. Ты представляешь себе, Курнопа-Курнопай?

— Представляю.

— И что же представляешь себе?

— Ежегодно рождается девять сегодняшних Греции.

— Сногсшибательно!

— Двадцать Норвегии или триста двадцать Исландии, по две Испании и Португалии или Канада, Гаити, Уругвай, Гваделупа, Венесуэла, Боливия, Гренландия и Аргентина вместе взятые.

— Ты здорово меня подкрепил! Особенно одну идею, которую, к стыду своему, я струхнул высказать. Ты прямо-таки географ! Ну-ка, еще подкрепи.

— Десять Океании.

— Конкретно.

— Полинезия, Меланезия, Микронезия.

— Читывал об них. Ай, райские земли. Потрясающей необычайности народы! Завлекательнейшие культуры! Лишь за одно то, что есть у нас на планете такое место, оно заслуживает спасения и бесконечной жизни. Мы относим себя к цивилизованным народам, некоторые народы, прежде всего островные, приписываем к стадии дикости. По мне, благородней дикарей нет. Что касается каннибализма, то он, как и среди животных, рыб, насекомых, пресмыкающихся, среди дикарей был самым что ни на есть мудрым сокращением популяций, связанным с переуплотнением. Моя идея в чем? При тебе возникла. Запомни для истории. Да шучу, настырная ты особь. На стадии цивилизации человек размыкается с природой, расплевывается, борется с нею методами насилия. И тем самым перестает чувствовать ее команды. Проводники перерублены, взорваны. Импульсы не доходят до биологического реле, регулирующего численность вида. Взять китайцев. Не подумай — я ценю китайцев. Бумагу придумали они, экскаватор — они. Их философия даосизма сравнится разве что с индуизмом. Американский прагматизм ниже, потому что свел философичность к практицизму. Это все равно что из поэзии выхолостить чувственность. О, забыл. Из философии после индуизма я больше всего почитаю Пьера Тейяра де Шардена. Я подкрепился его постулатом, который утверждает, что необходимо признать за окружающей нас общественной жизнью «биологическое значение». Так вот, китайцы. Они составляют четверть населения планеты. А живет на планете больше двух тысяч народов. Юкагиров, к примеру, шестьсот человек, айнов двадцать тысяч, гавайцев сто тысяч. И в таком наклоне, в такой позе. Греки в пору Эллады и Византии столько всего сделали, так повлияли на человечество, а была их, сравнить с нами, горстка. Как они повлияли на мировую философию и культуру! Ты едва из материнского лона, но уже знаешь, что идеализм и материализм дали греки, диалектику они, киников они, софистов они. Именно софисты смело высказались об относительности понятий человека о природе. Киренаиков — тоже они. По киренаикам, высшая цель человека в наслаждении. Стоиков — опять же они. Учение великого САМОГО слегка восприняло дыхание стоицизма в плане этического повиновения мировому закону. Как деятеля его привлекает в греках то, что они дали два принципа государственного правления: коллективный — народовластие, групповой — олигархия. Султанско-мандаринско-царские правления я отношу к групповым: властелин и двор. У Главправа Черного Лебедя тоже было олигархическое правление. Мое правление началось с олигархии военного толка. Я вывел его на абсолютно новый путь. Человек летал, но только Гагарин вывел его в космос. Новое у меня в неразрывном сочетании единовластия, то бишь автократизма, с демократичностью во всем и вся. Да, еще о греках: искусство человечества в основном идет их путем в скульптуре, в театре, в поэзии, архитектуре… Собственно греков: ахейцев там, ионийцев, эолийцев, дорийцев, пеласгов, делегов — в пору Эллады не было миллиона человек, к началу двадцатого века нашей эры и трех миллионов не было, сейчас нет и девяти миллионов. Вот величайший, мудрейший пример соблюдения экологического регулирования в приросте населения. Ты, мой измученный Курнопа-Курнопай, не суди меня за суд над другими народами. Мои мысли на первый взгляд наглы, на самом деле они бесстрашны. Размножение, ничем не ограниченное, есть вид преступления перед человечеством, более того — оно есть род демографической агрессии. Пора выработать в Организации Объединенных Наций демографическое право. Эту экологическую опасность необходимо определить как самую страшную, захватническую, дабы увязать ее с экологическими тревогами об убывающих кислороде, воде, пище, недрах. Это и создаст сознательно-этическую нормативность существования. Китайцы уже осваивают сознательно-этическую нормативность существования: один ребенок на семью. Раньше чем кто-либо они дисциплинируются демографически. Пойдут за ними другие народы — обретут равенство перед существованием, географическим пространством, потреблением. Если на моем веку будет конгресс по народонаселению, я предложу в преамбулу документа по демографической экологии такие слова: «Все современные народы имеют право на существование и несомненное право в сравнительно равном количестве

представлять себя на планете Земля». Вот будет справедливость. Я, исходя из этой идеи, и предложил межконтинентальному совещанию решительно сократить расходы на вооружение, перекинуть на осуществление генофондизма. В плане генофондизма я подперся изумительнейшим образом! Только человечество чистого генофонда, то бишь освободившееся от шлаков, как освобождаются от них во время плавки металлы, способно остановить свое соскальзывание к полному самоуничтожению. Ты бы слышал мой друг, как меня понесли.Перво-наперво заклеймили националистом, ибо, дескать, ты против ассимиляции. Ну я им и смазал и правой, и левой: «Вы, господа политики, в основном жалкие однозначники, в крайнем случае — двузначники». Они в замешательстве. Что я имею в виду? Я их эпатирую: «Я-то уже исключительный, вне конкурса четырехзначник!» — «Нашел чем хвастать! — возмутились. — Количеством женщин». Я им: «Детьми от женщин всех народов Самии, социальных слоев и прослоек». Хотите убедиться, моих детей-генофондистов мимо вас проведут. Не захотели: секретнейшая встреча. Но что касается ассимиляции, я за все и вся, но с учетом исторической данности. Поверили. Правда, новую штормовую волну подняли. Как ты, дескать, смеешь сравнивать жизнестойкие народы с вымирающими по естественным причинам племенами?! Увы, межконтсовещание пока не поддержало меня. Я не считаю несвоевременной мою теорию. Представители громоздких народов — воротилы международного масштаба. В них намертво засел инстинкт всепожирания и всепоглощения. Я дал им понять… К сожалению, монстры не сознают монстризма. Каюсь, сорвался. Дипломатия, тем более тайная, требует выдержки, равноценной созерцательному спокойствию. Тогда идите, сказал им, к ядерному катарсису. Реагаж был разный. Большинство — окрестил их бездушными роботами от политики или чугунными сердцами — не взволновались. Кое-кто стал подзуживать, дабы припорошить юморком атмосферу: «Ах, молодые теоретики, не отличают блуд от арифметики». Жирнюга из страны… Нет, не назову. Жирнюга мне говорит: «Похвальна, молодой человек, начитанность. И нахватанность похвальна даже». С Грецией? Народы Эллады за тысячелетия до новой эры выкачали из себя все виды талантов. Две тысячи лет отдыхают, но отдых не закончился. Профессор Гумилев из России, которого вы, господин священный автократ, еще не прорисовали, нарек эпоху подъема этноса или суперэтноса, группы народов в полосе единства, пассионарным взрывом. Период спада энергии этноса или суперэтноса он определил словом «надлом». Греция в периоде надлома. Так зачем ставить ее в пример? Китай?! Он после средневекового надлома вступил в эру пассионарного взрыва. Китай всегда был индивидуален. Он настойчивей Индии борется с размножением. Жирнюгу явно мои доказательства впечатлили. При серьезнейших обстоятельствах, по его инициативе, я законтачил с ним. Он и говорит вдруг печальным тоном: «Катарсис? Ядерный? Кабы катарсис, было бы идеально. Очищение пространства огнем. Очищение генофонда человечества — огненный процесс, но другого характера — агломерация. Я буду голосовать за демографический катарсис как орудие очищения и обогащения высоких свойств человечества, ежели господин председатель Болт Бух Грей изымет из своего предложения идею нормативности. Несводима численность народов, народностей, племен к равному числу особей».

Эх, Курнопа-Курнопай, я не стал рессорить на пункте уравнивания численности народов. Не было резона. На какие уступки я ни пойди, отфутболят мой пункт по религиозным мотивам, экономическим, расовым, идеологическим. Дабы смазать по их мозгам, я сказал, что мне страшна в них готовность вовлечь себя и Землю в небытие, но лишь бы сохранить незыблемость закоснелых позиций. Еще сказал, что не было и нет религий, экономик, идеологий, из-за которых стоило бы губить планету. Тут блаженненький западноевропеец выискался. Глобальный расклад между безрассудством и благими пожеланиями еще в девятнадцатом веке сделался такой, что, как ты ни улучшай генофонд, запозднились. Мы уже во власти роковой социально-нравственной необратимости, посему не спасут землю ни индусы, ни капиталисты, ни социалисты, ни генофондисты-сексуалисты. Ты знаешь, мой Курнопа, что я непреклонный. Я скисал, но я и зверел из-за этой непробиваемой политической стены. Я им вмазал: «Наша встреча — отражение того, насколько обыдиотилось человечество, так давайте хотя бы сами вырвемся из трала порочного идиотизма». Что ты, Курнопушка?! Они позубоскалили как над непорочным зачатием, так и над непорочным идиотизмом и перешли к обсуждению следующего пункта. Вот ситуация, в которой заключена многоразветвленная система причинности для страдания. И ты давай не заземляйся на пылевом, ну не крупней крупинки пункте,ввиду существования самийского пунктаи пунктавселенского. О, Курнопа, президент Зэт предлагал мне военную помощь, и я, заметь, не воспользовался ею, когда твой отец, ты и Сержантитет едва не погубили меня. Зэт, отвергая демографическую уравниловку, выдал изречение, являющее собой верх философско-руководящей казуистики: «Всему присуща кривизна, неравномерность, неравновеликость, разномассивность, разномастность, разнообъемность, разнопространственность». Как ты думаешь, проницательнейший державный ревизор, я прав в оценке казуистики Зэта?

38

Курнопай, которому заточение в призматической башне показалось нескончаемым, слушал Болт Бух Грея сквозь полуявь-полусон. Подчас мысли властителя взбадривали его своей дерзкой свежестью, и он вдумывался в них с непосредственностью пытливой натуры, но умственного удовольствия не испытывал. Не был уверен, что священный автократ говорит взаправду. Всемирный подход в экологическом плане к демографическому генофондизму, да еще и под знаком спасения человечества через обогащение его благородных сущностей вывел Курнопая из состояния дремы.

— И вы бы могли выдать такое изречение.

— Я? — растерялся Болт Бух Грей. — Я охарактеризовал казуистичность изречения…

— Казуистична сама действительность.

— У-удивил! Я на что аналитик, не всегда погружаюсь на глубочайшие смысловые глубины. У, туда-сюда! Выходит, ты возводишь мой интеллект в ранг, обладающий реальными силами к самым глубоченным философским погружениям.

— Возвожу.

— У-уважил. У, как Иисус Христос по душе в пуховых носочках прошел! И все же в этой объективке на действительность есть ущерб, не приемлемый для меня. Я за оптимизм в истории, то бишь я зрю выход из мнимой безвыходности в сексрелигии, соединенной с генофондизмом.

— Во всемирном масштабе, священный автократ, ваша идея спасительна.

— И в самийском.

— Сомневаюсь. Над Самией рок. В ней даже гениальные идеи превращаются в свою противоположность.

— У нас? Чем? Что превращает их в свою противоположность?

— Практика.

— Ты судишь, не зная. Пообщайся хотя бы с Огомием. Твой верный брат и сторонник. Я, отец, меньше для него значу. Огомий душевно, умственно развит так чутко… Других моих детей посмотри. Мечта народов.

— Посмотрю.

— Нельзя верить только себе. Я верю себе, в себя, но я верю тебе, в тебя.

— Пока сексрелигия и генофондизм, какими испытал на собственной судьбе, отвратительны. Они лишены целомудрия. Они — элитарная дьявольщина. Они увеличивают животное потребление для верхушки.

— Курнопаюшка, сам ты элитарий из образованного класса.

— Образованного? Обычная грамотность, скорей специализированная. Я умудрился кое-что постичь за счет тревог натуры. Я проклинаю грамотность. Да и образованность. Именно она привела, треклятая, человечество к трагедии. Топор создавался без математических формул. А формулу ядерного распада для первых атомных бомб — в конечном счете формулу всемирного убийства — создал Эйнштейн. Если кого и не подпускать к генофондированию — образованный класс. О, мне запомнился урок державных леди. Палачество от духовного, фашизм от физического.

Болт Бух Грей поднялся с персидского ковра цвета свежей крови: вальяжно он на нем полеживал — вниз животом, опираясь подбородком в сомкнутые ладони. Все, о чем он говорил, как бы оно ни захватывало, Курнопай не принимал на полную веру: мешала благоустроенность лица Болт Бух Грея, горделивая ублаженность его тела, точно бы подсушенного жаркими гимнастическими тренировками. Но едва он поднялся с ковра, в нем проглянулкрестьянский парень, до того уставший за день на сельских работах, что пониклой была каждая его кровинка-мышечка, в глазах — застойная вода грустной усталости. Внезапно Курнопай захотел поверить ему безотчетно и целиком.

Раскаиваясь в том, что к тягостным заботам Болт Бух Грея, пекущегося, в отличие от него, обо всех на свете, он прибавил свое расстройство, граничащее с безответственным ребячеством, Курнопай попросился в отставку. Прочувствованная убежденность виноватого, отворившаяся в голосе Курнопая, была для Болт Бух Грея куда приемлемей, чем его упертость,и он щелчками стал бить пальцами по воздуху и, уходя к лифтовой стене, внятно внушал:

— Привыкай. Разберись в ценностях. Прочь от заковыристых мук. Они уродуют. Трудимся. Двигаем страну вперед.