Самая яркая звезда на небе
Шрифт:
— Ничего особенного, — вырвались слова из её рта приглушённым шёпотом, но ничего не могло успокоить его неистовую ярость.
— Это проклятье могло убить тебя! Ты могла умереть! — Гермиона, его маленький лев, была так близко к тому, чтобы потерять свою жизнь, и только от одной мысли об этом его кровь вскипала. Ярость! Чистая ненависть! Его сердце бешено билось в груди, угрожая вырваться сквозь его рёбра. Его лёгкие сдавило. Воздух с шипением просачивался меж его зубов. Том так отчаянно хотел сорваться — уничтожить всё! Он чувствовал себя диким — потерявшим контроль! Комната
— Но я не умерла! Всё в порядке!
Его глаза метнулись к ней. Гермиона выглядела подавленной, умоляя его о чём-то. Он не был уверен, что это такое. Если она хотела, чтобы он оставил это, он никогда не исполнит её желание. Никто не может обидеть его ведьму, чтобы это сошло им с рук. Они за всё заплатят.
— Скажи мне, кто это сделал, — вновь сказал Том. Это был приказ — в нём не было места спорам. Ему нужно выяснить, чего бы это ни стоило.
— И что ты сделаешь? — её глаза лихорадочно искали его.
Темнота затуманила его взгляд, когда он представил всё, что сделает. Улыбка искривила его губы, вызванная лишь простой мыслью. Он прижал одну из её рук ближе и поцеловал нежную кожу на внутренней стороне запястья.
— Ты правда хочешь знать? — всё в Томе Риддле кричало об опасности.
Гермиона не ответила, но он услышал, как сжалось её горло, когда он прикусил её кожу. Одним плавным движением он прижал её руки к её бокам, а его губы нависли над её животом.
— Я не убью их. Я их всех разъебу. Я уничтожу их, — он провёл языком вдоль луча шрама. Гермиона всхлипнула, и этот звук отправился прямиком к его члену. — Я заберу каждую крупицу их здравомыслия по капельке. Я заключу их в мир вечных страданий, пока они не станут жалеть, что родились на свет. А потом я сожгу их заживо изнутри, вскипятив их кровь. Я буду смотреть, как они кричат, пока не начнут молить о смерти.
— Том…
Он продолжил, оставляя упоительные поцелуи вдоль её шрама, пока произносил:
— Я не позволю им умереть с лёгкостью. Смерть будет для них милосердием. Я буду держать их на грани. Пока от них не останется лишь оболочка. Ни разума, ни тела, никакого существования, только боль.
— Том, — в какой-то момент он выпустил её из рук, но она оставалась неподвижной на месте. Он вскарабкался на её тело, глядя прямо в глаза. В эти чарующие карамельные глаза.
— Что случилось? — его взгляд пылал, тело горело. Уже не от желания, а от его ярости. Он чувствовал, как с него стекает магия. Пламя в камине распалилось сильнее.
— Это неважно, — сказала она тихим голосом.
— Чёрта с два! — он оттолкнулся от неё.
— Том, пожалуйста, — она хотела, чтобы он оставил это. Он видел это в её взгляде. Он не мог. Не когда она ходила со следами проклятия в качестве постоянного напоминания.
— Нет, Гермиона, — он вновь наклонился и прижал губы к кончику фиолетовых лучей. Она содрогнулась.
— Пожалуйста, забудь.
— Расскажи мне, что случилось. Ты должна мне сказать, — он целовал её вдоль разложения, распространявшегося по её коже. Поглощающего её ведьму. В итоге оно полностью поглотит её, не оставив ничего после себя.
—
Он должен знать.
От незнания он сойдёт с ума. Он разорвёт всех и вся, чтобы найти, кто ранил её. Он уничтожит весь мир ради этой ведьмы. Единственное, что удерживало его, — её теплая кожа под его губами. Её запах в воздухе развеивал заряженную магию.
— Скажи мне, Гермиона, скажи… — он выводил узоры своим языком и зубами, усмиряя тёмное проклятье нежными ласками. — Скажи мне, ты должна. Я обязан знать. Мне нужно знать. Пожалуйста. Что случилось? — взглянув на её лицо, его будто окатило волной ледяной воды. В её глазах стояли слёзы.
Он ненавидел, когда она плакала! От этого он чувствовал что-то, чего не мог не понять.
— Я — я не — я не могу…
Том оставлял мягкие поцелуи по слезам на её щеках. Он попытается по-другому. Спросит более открыто:
— Было больно? — спросил он, прежде чем поцеловать её в губы. Он знал, что было, но начал издалека.
— Д-да.
— Как давно это случилось?
— Эм. Прошлым летом.
Должно быть, связано с тем, как она оказалась в прошлом. Это может объяснить, почему Гермиона не могла заставить себя поделиться с ним. Она не поняла, что он давным-давно выяснил, что она из будущего. Но он не будет разыгрывать эту карту. Не сейчас.
Том поцеловал её челюсть, переместившись на шею.
— Где ты была?
Она подумала, прежде чем ответить:
— В Лондоне.
— Ты… — сглотнул он, — ты знаешь, кто это сделал?
Наступила короткая пауза после его вопроса, но он продолжил оставлять на её коже поцелуи, пока ждал. Обычно он считал себя терпеливым мужчиной, но когда дело касалось её, все его обычные качества пропадали. Удивительно, как долго он мог ждать, когда что-то вроде поцелуев занимало его время.
— Да.
Том поднял её джемпер, стаскивая ткань с груди и обнажая шёлковую ткань лифчика, который никак не мог скрыть твёрдых сосков.
Он так её хотел.
— Они живы?
За этим последовало ещё более долгое молчание. Он обхватил губами одну из острых вершин сквозь слой ткани. Выводил круги языком. Сосал. Она стонала.
— Нет, — наконец ответила она. Он расстроился. Ему бы доставило огромное удовольствие убить этого уёбка самому. Или, может, он ещё не был жив… могла ли она быть настолько из далёкого будущего?
Он прикусил кожу под её грудью. Гермиона выгнулась к нему. Гермиона стянула свитер через голову и отбросила его в сторону. Глядя на неё вот так, в одном лифчике и юбке, пусть даже и с растянувшимся по всему животу шрамом, она была чертовски красивой. На мгновение Том забыл о своём допросе и убрал локон с её лица, проведя пальцами по щеке.
Она его. Он наконец-то получил её, и он не потеряет её.
— Всё ещё болит? — спросил он. Том заметил, как она морщилась, когда думала, что на неё никто не смотрит. Как иногда держалась за бок. Раньше он об этом мало задумывался… но теперь…