Самая яркая звезда на небе

Tippilo

— О чёрт! Невероятно! Гермиона! — когда она прочертила им по толстой вене вверх от основания к кончику.

Она нежно поцеловала кончик, промурлыкав возле него, улыбаясь, когда он пробормотал поток ругательств. Она взглянула на него, ожидая дальнейших указаний, как отличница, примерно сидящая на уроке.

— Какая хорошая девочка. Открой рот, чтобы взять меня в свои пухлые губы. Без зубов, — она сделала, как велено, и он толкнулся ей в рот. Он прошипел: — Ты чертовски красивая, Гермиона, с моим членом во рту. Соси! Возьми

меня глубже! — её так заводил его командирский тон. Так она и поступила, всасывая его член и двигая головой вдоль его ствола.

Она думала, что будет чувствовать себя униженной на коленях перед ним с членом во рту, может, со стороны так и выглядело, но оказалось совсем по-другому. Он так отчаянно её жаждал, а она сохраняла над ним власть. Он был нетерпелив и жаден. Заворожён ею. Зависим от неё. Его дыхание, приглушённые проклятия и неистовые мольбы. Это она заставляла его себя так вести. Она сделала это с ним. Это давало ей невероятное ощущение власти над Томом Риддлом.

— Глубже! Возьми меня по самое горло, маленький лев!

По её подбородку текла слюна, но она не обращала внимания. Её глаза наполнились слезами, но это было неважно. Она пыталась взять его глубже, но пожалела об этом. Она почувствовала рвотный позыв. Поэтому она попробовала снова, ей удалось почти полностью взять его, кроме последнего дюйма или около того, но она вновь подавилась и поперхнулась.

— Мы потом поработаем над тем, чтобы мой член полностью поместился в твой изумительный рот. А пока возьми в кулак то, что не поместилось в руку, — простонал он со странным шипением. Гермиона гадала, прорывался ли в его голосе парселтанг. Она кивнула и послушалась.

Том крепче схватил её кудри:

— Потрясающе, твой рот невероятен! — пока она продолжала двигать головой вдоль него, она почувствовала, как он вдалбливается в неё бёдрами.

Будучи отличницей, не желая признавать поражение, она продолжала пытаться провести его в горло, но столкнулась с преградой в виде назойливого рвотного рефлекса. Когда ей удалось полностью взять его во всю длину, она застонала от успеха, заставив его испустить поток проклятий, которые, она могла бы поклясться, наполовину были на парселтанге. Потом она поперхнулась. Но ей всё лучше удавалось раскрывать горло, чтобы избежать этой проблемы!

— Мне снилось, как я трахаю этот рот, — его толчки становились всё более требовательными. Он взял ритм под контроль. Она чувствовала, как он всё жёстче ударяется о её горло. — Соси сильнее. Хорошая девочка, так быстро учишься. Готовься принять всё.

Гермиона и не догадывалась, что ей понравится настолько грязная речь, но она чувствовала, какими мокрыми становятся её трусики. Она сжала его крепче. Отсасывала ему так, что у неё втягивались щёки.

— Я уже так близко, и ты примешь каждую каплю в своё горло.

Она подхватила его снизу, как рычаг. Его член дёрнулся. Он простонал, а его толчки стали беспорядочными.

Он ещё крепче сжимал её волосы. Бормотал без разбора.

— Блядь! — он дёрнулся. Вздрогнул. Её взгляд метнулся к нему, а он замер, глубоко погружённый в рот, и дрожал. Он обхватил её лицо, пока кончал, глядя в самую её душу, рыча глубоко в груди, изливаясь в её горло. К её удивлению, он медленно вытащил член во время оргазма, чтобы кончить ей в рот, пока внутри не оказался только кончик, и она высасывала его до капли.

Его глаза остекленели, наблюдая за ней. Рука бесцельно гладила её по щеке, вытирая слёзы. Он вытащил член у неё изо рта:

— Открой, — постучал он по подбородку нежным, слегка хриплым голосом. Так она и поступила, показав ему сперму, покрывающую её язык и нёбо. Та оказалась горькой и солёной. Гермиона не была уверена, что с ней делать. Его глаза практически исступлённо потемнели от этого зрелища.

— Глотай, — приказал он. Она кивнула и подчинилась, собирая густую, липкую субстанцию и проглатывая её. От неё остался странный привкус во рту, но то, как он наблюдал, как сжимается её горло… Ему это очень понравилось. Крайне.

Он надел брюки, а потом упал на колени и, к её удивлению, поцеловал её. Ему будто было всё равно, что она только что сосала его член. Что его вкус всё ещё оставался у неё во рту. Том целовал её так, будто она была всем.

Она и чувствовала себя его всем.

— Должна признаться, — сказала она позже, когда он сел на пол, откинувшись спиной на полки. Она приблизилась к нему. — Я отвратительно играю в шахматы. С большой вероятностью ты бы всё равно сегодня обыграл.

Он обхватил её рукой и притянул ближе:

— Хочешь сказать, ты нарочно проиграла? — спросил он в её волосы, целуя в голову.

— Вовсе нет! Я правда хочу узнать о твоём прошлом. Я старалась изо всех сил! Но я бы ни за что не выиграла… Даже если бы твои шахматные фигуры боролись сами с собой, ты бы, скорее всего, выиграл, — если подумать, последний раз она выигрывала в шахматы, когда ей было девять лет и она играла с отцом. Он сжалился над ней и позволил ей выиграть.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказал Том. Она смотрела, как он достаёт свою палочку и быстро исполняет заклинание призыва. Мгновением позже в Запретную секцию влетела коробка, которую он подхватил.

— У тебя для меня подарок? — спросила она, когда он протянул ей длинную коробку, украшенную большим ярко-красным бантом. Ей стало интересно, сам ли он её упаковал. Он пожал плечами.

Она потянула за ленту и сорвала обёртку. Внутри коробки оказалось красивое белое перо.

— Оно зачаровано, поэтому пёрышки всегда останутся свежими. Оно не потеряет оперение и не потускнеет.

Её сердце взорвалось. Она чувствовала себя ошеломлённой.

— Я месяцами наблюдал, как ты гладишь свои перья. Портишь их. Это тебе уничтожить не получится.