Самое ужасное путешествие
Шрифт:
Чтобы найти вещи, приходилось ломиться сквозь плотные стены тёмного снега, старавшегося в отместку сбросить нас со склона. Но ничто не могло нас остановить. Я видел, как Бёрди был сбит с ног, но успел отползти от обрыва.
Передав все находки Биллу, мы возвратились к нему в иглу и попытались собрать вещи и сами собраться с мыслями, а в нашем смятенном состоянии это было нелегко.
Мы, несомненно, попали в отчаянное положение, и не совсем по своей вине. Хижину можно было поставить только там, где для неё имелся строительный материал — камни.
Совершенно естественно, что мы всеми силами старались укрыть и её, и палатку от сильного ветра,
Вскоре мы стали волноваться за иглу. Сначала тяжёлые снежные блоки, уложенные на брезентовую крышу, удерживали её на месте. Но казалось, что ураган медленно, но верно их сдвигает. Нервы у нас были на пределе: ожидание беды среди оглушительного грохота сводило с ума. Так шли минута за минутой, час за часом… Снежные блоки уже слетели прочь, крыша ходуном ходила вверх-вниз — никакому брезенту долго не выдержать.
В Субботу утром мы приготовили горячую еду, как выяснилось потом, последний раз перед очень длительным перерывом. Каждая капля керосина была на счету — попытались варить на ворваньевой печи, но после нескольких предсмертных конвульсий она у нас в руках развалилась на куски: какой-то узел распаялся и, по-моему, к лучшему — печь была скорее опасна, чем полезна. Доваривали еду на примусе. Две детали от кухни унесло, но мы кое-как пристроили котёл на примусе. Договорились, что для экономии горючего постараемся обойтись, сколько вытерпим, без горячей пищи. Господь Бог нам в этом помог.
Мы изо всех сил старались законопатить щели в стенах; в ход пошли носки, рукавицы, другая одежда. Но пользы было чуть. Наша иглу представляла собой вакуум, который заполнялся сам собой; если она не всасывала снег, то его заменяла тонкая угольная пыль с морены, покрывавшая нас и всё вокруг чёрным слоем. Сутки напролёт мы ждали, что вот-вот останемся без крыши. В таком отчаянном положении мы не решались отвязывать дверь.
Ещё несколько часов назад Билл посоветовал, если крыша улетит и мы останемся под открытым небом, перекатиться, лёжа в спальных мешках, к выходу и ждать, пока замёрзнем и нас занесёт снегом.
Положение становилось всё безнадёжнее. Расстояние между туго натянутым брезентом и санями, на которых он должен был бы лежать, возросло — ведь он натягивался, а прижимавшие его сверху снежные блоки были снесены. Крыша вздымалась и опадала с усиливающимся грохотом. Снег проникал сквозь стены, словно щели в них не были законопачены всеми имевшимися в запасе носками, варежками и прочими мелочами. Пижамными куртками мы заткнули просвет между крышей и камнями над входом. Эти камни ходили ходуном и грозили обрушиться нам на головы.
Переговариваться приходилось криками. Кому-то пришла в голову мысль: выйти и обвязать крышу страховочной верёвкой. Но Боуэрс категорически отверг это предложение.
«В шторм человека
И тут-то оно и случилось!
Бёрди как раз стоял у двери, где переброшенный через притолоку брезент натягивался сильнее всего. Билл фактически тоже вылез из мешка, стараясь длинной палкой прижать какой-то угол ткани. Не могу сказать, что именно делал я, помню лишь, что выпростался наполовину из мешка.
Вдруг верх двери лопнул и зелёный уиллесденский брезент разорвался на сотни клочков быстрее, чем вы успеете прочесть эти слова. Грохот раздался неописуемый. Треск разрываемой на мельчайшие лоскутки материи перекрыл даже дикий рёв ветра высоко на горе. Верхние камни из стен упали на нас, и внутрь ворвалась пурга.
Бёрди нырнул за своим мешком и после отчаянных усилий влез в него, правда вместе с огромным количеством снега.
Билл тоже, даже с большим успехом. Я же, по пояс в мешке, повернулся к Биллу и пытался ему помочь. «Влезайте сами как следует!» — закричал он, но я продолжал свои попытки.
Тогда он нагнулся и с волнением сказал мне в самое ухо: «Прошу вас, Черри!»
Я знаю — он считал себя ответственным за нас, боялся, что по его вине мы погибнем.
Дальше я помню, что голова Боуэрса лежала на Билле.
«Порядок!» — гаркнул Бёрди, и мы поддакнули. И, странное дело, эти слова помогли, хотя и произнесены-то они были только потому, что порядка именно не было. Затем мы перевернули спальники дном кверху, а клапаны подоткнули по возможности себе под бока. И так мы лежали, размышляли о своём положении и даже изредка пели.
Я думаю, писал Уилсон, что все мы обдумывали планы возвращения без палатки, с одним лишь брезентовым полом, на котором тогда лежали. В тот момент, конечно, разговаривать было невозможно, но позднее, когда пурга стихла, мы рассудили, что сможем ночевать в вырытых в снегу ямах, прикрытых сверху палаточным полом. Вряд ли кто-нибудь из нас в душе серьёзно верил, что при таких низких температурах, в нашем тогдашнем состоянии обледенения мы можем дойти до цели, передвигаясь подобным способом, но никто не выразил ни малейшего сомнения. Бёрди и Билл охотно пели, до моего слуха долетали отрывки песен и псалмов, я иногда подтягивал, но, боюсь, слишком слабым голосом. Нас, естественно, очень сильно занесло снегом.
«Я решил во что бы то ни стало сохранить тепло, — писал Боуэрс, — и под тем, что осталось от моего мешка, старался двигать ногами, а чтобы скоротать время — пел. Изредка я пинал Билла, и если он в ответ шевелился, то, значит, счастливый именинник жив. Ну и день рождения ему выпал!»
Бёрди заносило больше всех, но и мы с Биллом изредка выгибались дугой, чтобы стряхнуть снег со спальника. Приоткрыв клапаны мешка, мы собирали щепотками свежий снег и, подержав его немного во рту, проглатывали. Когда руки согревались, брали новую порцию и так спасались от жажды. Несколько брезентовых лоскутов, ещё удерживавшихся на стенах над нашими головами, в течение многих часов издавали треск наподобие револьверных залпов. На стенах брезент не отстал ни на дюйм. Грохот ветра походил на шум, что врывается в открытые с обеих сторон окна экспресса, мчащегося по туннелю.