Самое ужасное путешествие

Черри-Гаррард Эпсли Джордж Беннет

В ту же ночь

«начали подкапываться под большой валун на вершине — он бы послужил основанием одной из стен дома, — но вскоре наткнулись на скалу и отказались от этой затеи. Выбрали новое место футах в двенадцати дальше — довольно ровный участок морены, точно под вершиной возвышенности. Надеялись за ледяным валом найти более или менее надёжную защиту от ярости здешних ветров. Бёрди по всему склону собирал камни — неподъёмных для него нет, Билл занимался наружной насыпью, я клал из валунов стену.

Камни вполне подходящие, снег же так слежался, что больше походит на лёд; ледоруб его не берёт, только маленькой лопаткой можно постепенно вырубить большой блок. Гальки мало, но зато

она хорошая. Наполовину закончили одну из длинных стен и спустились на 150 ярдов к палатке, всё идёт на лад» [153] .

153

Мой дневник.

С высоты 800 футов открывался величественный вид.

Чтобы насладиться им сполна, я надел очки и время от времени протирал их. На востоке внизу огромное пространство занимают ледяные валы, выжатые напором ледника. В свете луны они напоминают пашню: будто какие-то великаны вспахали здесь землю бороздами глубиной в 50–60 футов. Они доходят до края Барьера, а за ними расстилается замёрзшая гладь моря Росса, ровная, белая, спокойная, словно над ней никогда не проносятся пурги. На севере и северо-востоке — Нолл. За нами громоздится гора Террор, на склоне которой мы стоим, и всё это будто околдовано чарами серого бесконечного Барьера, холодного, массивного, насылающего вниз ветры, метели и тьму. Боже! Что за место!

«Сейчас мало дневного и лунного света, но в последующие двое суток мы использовали и тот, и другой максимально. Днём и ночью были на ногах, часто работали вообще в полной темноте; снег копали при лампе-вспышке. К концу второго дня закончили стены и обложили их насыпью, но на один-два фута не довели её до верха: сначала надо плотно подогнать крышу, а уже потом доводить защитный вал. Сооружать его очень трудно из-за того, что снег плотный, — мягкого нет, и нечем забивать щели между снежными глыбами, более всего напоминающими каменные плиты для мощения улиц. Дверь уже готова: это треугольный кусок парусины с откидными клапанами, прижатый к стене камнями и снегом. Верх закинут за планку, низ врыт в снег» [154] .

154

Мой дневник.

Бёрди огорчало то, что мы не закончим всё в один день; он чуть ли не сердился, но работы оставалось очень много, а мы устали. На следующий день, во вторник 18 июля, поднялись ни свет ни заря, чтобы завершить постройку дома, но помешал сильный ветер. Мы всё же взобрались наверх и немного покопали, но класть крышу было нельзя, пришлось уйти ни с чем. И тут мы поняли, что наверху дует гораздо сильнее, чем там, где стоит палатка. В это утро около дома было ужасно холодно, ветер достигал силы 4–5 баллов при температуре -30° [-34 °C].

Проблема керосина становилась всё более острой. Мы уже принялись за пятый из наших шести бачков, экономили как могли, даже горячее ели всего два раза в день. Надо было во что бы то ни стало пробраться к императорским пингвинам и разжиться их жиром, тогда можно будет пользоваться печкой, которую специально для нас сделали на мысе Эванс.

Девятнадцатого выдался прекрасный тихий день. В 9.30 мы вышли с пустыми санями, двумя ледорубами, страховочной верёвкой, сбруей и принадлежностями для свежевания тушек.

В дни «Дисковери» Уилсон неоднократно ходил на мыс Крозир через ледяные валы. Но это было при дневном свете, и тогда путешественникам удалось найти удобный путь под скалами, которые сейчас отделяют нас от валов.

Мы приближались

к подножию горного склона, немного уклонившись на север, где раньше не бывали, поэтому нам следовало остерегаться трещин, но вскоре мы вышли к краю утёса и двинулись вдоль него, пока он не сравнялся высотой с Барьером. Тут мы взяли налево, к морскому льду, зная, что вступаем в двухмильную зону валов сжатия около мыса Крозир. С полмили шли спокойно, обходя гребни валов, всё время стараясь оставаться на более или менее ровной поверхности и держаться как можно ближе к появившемуся слева от нас очень высокому утёсу. По мнению Билла, пока мы от него не отдаляемся, мы следуем упомянутым проходом, которым пользовались участники экспедиции «Дисковери». Яиц они тогда так и не достали — было слишком поздно, из них уже вывелись птенцы. Найдём ли императорских пингвинов мы, а если найдём, то будут ли они насиживать яйца? Это пока не ясно.

Скоро, однако, наше везение кончилось, каждые несколько ярдов стали попадаться трещины, а многие мы наверняка пересекали, не догадываясь об их существовании. Как мы ни старались прижиматься к скалам, вскоре мы очутились на гребне первого ледяного вала, отделённого глубокой ложбиной от ледяного склона, на который мы так стремились. Затем мы пересекли большую ложбину между первым и вторым валами; забрели на участок огромных глыб льда, под воздействием давления принявших самые причудливые формы и изрезанных трещинами во всех направлениях; мы съезжали по снеговым склонам, переваливали через ледяные валы, стоявшие на пути к утёсам. И всякий раз попадали на непроходимое место и отступали назад. Впереди шагал Билл — он опережал нас на длину страховочной верёвки, которой привязался к передку саней, за ним шёл Бёрди в упряжи, также прикреплённой к передку, я же замыкал шествие, привязанный к саням сзади.

Сани эти сослужили нам отличную службу и как мостик и как лестница.

Два-три раза мы хотели спуститься с обледенелого склона на сравнительно ровную поверхность под ледяным кряжем, но не решились: слишком высоко. В тусклом свете все пропорции смещались; некоторые обрывы, на первый взгляд казавшиеся совершенно неприступными, мы успешно преодолевали с помощью ледорубов и верёвок, хотя знали, что, упади мы, внизу нас непременно ждут трещины. На обратном пути я-таки угодил в одну из них, но мои товарищи, стоя выше на стене, благополучно извлекли меня оттуда.

Затем мы пробились в ложбину между первым и вторым большими валами и, по-моему, вскарабкались на вершину второго. Гребни валов достигали здесь высоты 50–60 футов.

Трудно сказать, куда мы пошли дальше. Лучшими нашими ориентирами на местности были трещины, встречавшиеся иногда по три или четыре за несколько шагов, этакими пучками. При такой низкой температуре (было -37° [-38 °C]) я не могу носить очки это создавало мне дополнительные трудности и задерживало всю партию. Выглядело это так:

Билл замечал трещину и предупреждал нас; Бёрди успешно переправлялся через неё; я же, стараясь перешагнуть через неё или переехать на санях, с постоянством, заслуживающим лучшего применения, ставил ногу точно посередине провала. В тот день я проваливался не меньше шести раз, а уже у самого моря я упал в трещину, выскочил из неё и тут же покатился по крутому склону, но Бёрди и Билл удержали меня на верёвке.

Так мы блуждали, пока не оказались в большом тупике, образованном, по всей вероятности, двумя ледяными валами там, где они вплотную подходят к морскому льду. Со всех сторон нас окружали высокие стены из ломаного льда с крутыми заснеженными склонами посередине, на которые мы полезли в поисках выхода, скользя, падая и оступаясь в трещины. Слева возвышалась громада мыса Крозир, но до него могло быть ещё два или даже три вала, кто знает? Мы же, как ни тыкались в разные стороны, так и не приблизились к нему ни на шаг.