Самое время для новой жизни

Троппер Джонатан

Дорогой Джек!

Не беспокойся, ты в безопасности. Мы с Элисон, Линдси и Чаком скооперировались и открыли частную реабилитационную клинику, первый и единственный пациент которой – ты. Я совершенно уверен, что, проснувшись, ты будешь вне себя, заскучаешь по съемкам и по коксу, конечно, но мы, Джек, знаешь ли, уже давно скучаем по тебе. Ты всегда говорил, я живу прошлым, считаю, что нет ничего лучше старых добрых студенческих времен. “Живи мгновением, Бен, – поучал ты, – ничего не вернешь”. Помню, даже подарил мне кассету с записью одной-единственной строчки Билли Джоэла, повторявшейся

снова и снова. Полтора часа: “…Не всегда были добрыми старые дни, Не так плохо завтра, как кажется”. И велел слушать каждый вечер перед сном, чтоб я усвоил. С настоящим ты всегда ладил лучше меня, и я завидовал тебе. До сих пор. Возможно, я не прав, полагая, что старые дни всегда были добрыми, но одно знаю твердо: старый Джек всегда был добрым, и жилось ему лучше, чем нынешнему.

Из всех моих знакомых ты был самым невозмутимым парнем – с холодной головой. Или прохладной, как обратная сторона подушки. Ничто не выводило тебя из равновесия, не могло поколебать твоей уверенности. Тебе легко жилось мгновением: твои мгновения оказывались лучше чьих бы то ни было. Тебе доставались лучшие женщины, и все вокруг, кажется, любили тебя. Подлинная популярность – ты не прилагал к ней ни малейших усилий, вовсе о ней не заботился. И я думал: как же мне повезло быть твоим другом.

Но сейчас, впервые со времен нашего знакомства, я чувствую, что счастливей тебя. Возможно, моя жизнь складывается не совсем так, как хотелось бы, но она не рассыпается в прах – буквально – у меня под носом. Ты натянут как струна, Джек, и каждый твой выход в свет оборачивается очередной выходкой – пищей для газетчиков. Теперь ты счастливый обладатель судимости, почти все время проводишь с людьми, которым плевать на тебя, коль скоро им достается кусок пирога. Ты знаменит, Джек, но мгновение, которым ты живешь, убивает тебя.

Я знаю, где-то внутри тебя все еще существует безмятежный, счастливый Джек, человек, живущий по своим правилам, в своем собственном ритме. Не скучаешь по нему? Я вот скучаю. Мы привезли тебя сюда, чтобы отыскать этого человека – отыскать для себя и для тебя. Ты был ничем, и мы любили тебя, ты прославился и стал ничем, но мы все равно любим тебя, поэтому не можем сидеть сложа руки и наблюдать, как ты себя травишь.

Помнишь, в университете мы ночами напролет смотрели фильмы о животных? Я до сих пор так делаю. Вот недавно смотрел про бамбукового лемура. Он называется так, потому что преспокойно питается ядовитыми стеблями бамбука, которых не ест ни одно другое животное. Желудок лемура вырабатывает особые ферменты, способные переварить яд. Но вот какая штука: эти ферменты очень быстро теряют способность расщеплять любые другие вещества, и лемур уже не может питаться ничем, кроме ядовитых стеблей. И, если бамбука вдруг не станет, лемур умрет. Такую цену спрашивает с него мать-природа за пристрастие к яду. А чем готов заплатить ты?

Уж не помню, кому первому пришла в голову идея нынешнего предприятия, но мы все согласились: надо спасать тебя от этой отравы. Чак говорит, понадобится несколько дней, чтобы вывести кокаин из организма, и еще несколько, чтобы прошла ломка. То есть нашим пациентом тебе быть минимум неделю, поэтому располагайся поудобнее и дай нам знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Когда наша затея кажется мне безумной, я спрашиваю себя: сделал бы ты то же самое для меня, для любого из нас? И всегда отвечаю “да”. Не

раздумывая.

Искренне твой, Бен.

P. S. Скажу (вдруг это тебя утешит), что после твоего удара нос Чака выглядит весьма эффектно.

Глава 15

Около половины шестого утра Джек учинил разгром. Я проснулся моментально: в его комнате ударился об пол какой-то тяжелый предмет, с дребезгом разбилось что-то стеклянное. Я вышел, пошатываясь, в коридор – Линдси и Элисон в маечках и шортах, с бледными лицами, на которых болью проступало осознание происходящего, уже стояли там.

– Какого дьявола он творит? – спросил я.

– Выпустите меня, сволочи! – проревел запертый Джек.

Элисон направилась было потихоньку к двери, но тут же отпрыгнула: дверь сотряслась, раздался оглушительный грохот.

– Телевизор, судя по звуку, – заметила Линдси.

– Ушам своим не верю, черт возьми, – прохрипел Чак, выплывая из спальни в лиловых боксерских трусах и потрепанной футболке со Спрингстином. Опухоль на переносице за ночь немного спала, зато синяки появились теперь и под глазами. Он походил на воришку гамбургеров из старой рекламы “Макдоналдса”. Теперь из комнаты доносились шелест и легкие глухие хлопки, будто стайка голубей-камикадзе билась о стены: Джек принялся швырять книги. Элисон села на пол, прислонившись спиной к двери кабинета, и закрыла руками уши.

– Да, надо было, конечно, убрать оттуда все бьющееся, прежде чем запереть его. – Линдси сочувственно посмотрела на Элисон.

– Думаешь? – пробормотала Элисон, потирая воспаленные глаза.

Я понимал, надо что-то сделать, сказать, но все еще затуманенная сном голова отказывалась соображать. Вечером мы, новоиспеченные похитители, были слишком возбуждены, чтобы вовремя лечь спать, и даже после того, как разошлись по комнатам – Элисон и Линдси ночевали вместе, мы с Чаком в отдельных спальнях, – я долго пролежал без сна. Линдси спала совсем рядом, нас разделяла лишь стена, – мысль об этом не давала мне покоя. Подумать только, впервые за пять лет мы лежали меньше чем в полуметре друг от друга. Я пытался почувствовать ее через стену. Ощутила ли и она там, по другую сторону, мою близость? Только в четвертом часу я отключился.

– Откройте дверь, вашу мать! – хрипло проорал Джек под треск ломающегося дерева. Я вспомнил шикарный письменный стол мистера Шоллинга и поморщился.

– Рано или поздно ему надоест, – понадеялась Линдси.

– И как я не додумалась убрать максимум вещей из комнаты, – корила себя Элисон.

– Не могла же ты предусмотреть всего, – попытался я ее успокоить. – В этом деле мы пока новички.

– Точно, – вставил Чак. – И, раз уж мы об этом заговорили, у кого есть идеи, как накормить Джека завтраком?

– Да, попали, – констатировал я.

Мы переглянулись, вчерашнее воодушевление показалось далеким воспоминанием. Мы вступили в терра инкогнита, и каждая минута будто подтверждала с блеском: такое дело нам не по плечу.

Тем временем бешенство Джека, по-видимому, достигло апогея. В кабинете что-то легко и быстро прокатилось по полу, и все стихло.

– Джек? – робко позвала Элисон. Нет ответа. – Джек?

Внезапно в кабинете водворилась гробовая тишина.

– Джек? – теперь уже Элисон встревожилась. – Как вы думаете, он не поранился?