Самое время для новой жизни
Шрифт:
Я понимал, каково ему.
Глава 12
Может, Джерри Гарсия и умер, музыкантов из кафе “У Руби” это не остановило. Они убили его вторично прямо на сцене, доконали забойными какофоническими кавер-версиями хитов Grateful Dead, от которых даже мне, отнюдь не считающему себя фанатом этой группы, стало тошно. Мы вчетвером сидели в глубине зала, потягивали коктейли, загребали горстями бесплатный попкорн и обсуждали последнее публичное выступление Джека, вдохновленное кокаином.
Накануне вечером Джек в истерике позвонил в службу 911 и сообщил, что у него в доме пожар. Прибыв на место происшествия, лос-анджелесские
При других обстоятельствах пожарные, скорее всего, осерчали бы, но не каждый день случается встретить кинозвезду такого масштаба, как Джек Шоу. Начальник бригады, который, надо полагать, не в первый раз с подобным сталкивался, утихомирил Джека и увел в дом. После чего вся команда снялась с Джеком на память и привезла забавный анекдотец своим женам и детям. Случилось так, что одна из этих самых жен работала в лос-анджелесском бюро “Ассошиэйтед пресс”, и на следующее же утро история с пожаром прогремела. К полудню запись телефонного разговора с диспетчером 911 крутили все радиостанции США.
– Плохо дело, – сказала Линдси. – Он совсем себя не контролирует.
Музыканты отыграли с трудом узнаваемую “Sugar Magnolia” и принялись за еще худший кавер “Truckin”.
– Он уже давно себя не контролирует, – ответил Чак, перекрикивая грохочущие колонки. – Сейчас вопрос в том, можем ли мы еще ему помочь.
– Он мне звонил, – признался я, и все на меня уставились. – За сутки до того, как позвонил в 911.
– И что сказал? – поинтересовался Чак.
– Да ничего особенного. Судя по голосу, был в порядке, не под кайфом. Злился, что мы считаем, будто у него проблемы.
– Ну а ты?
– Предложил ему съездить куда-нибудь.
– Съездить? Он на грани катастрофы, личной и профессиональной, а ты предложил поездку?
– Мне показалось, это неплохая идея, – проговорил я, запинаясь.
– По-моему, и правда неплохая, – Линдси слегка улыбнулась. – Кинематографическое лекарство для киногероя.
– Должно быть, он выглядел весьма кинематографично, бегая в трусах от Кельвина Кляйна с садовым шлангом, – заметил Чак.
Элисон поставила бокал и посмотрела на нас:
– У меня созрел новый план.
– По-прежнему думаешь, что у нас получится? – спросил я.
– Попробовать надо.
– Расскажи, – попросила Линдси.
И Элисон рассказала. План оказался жестким, трудновыполнимым, и сам факт, что такое пришло Элисон в голову, уже показывал, какую боль причиняло ей все происходящее.
– Элисон, – Чак улыбнулся. – Да ты форменный головорез, никогда бы не подумал.
– Совсем недавно Джек звонил мне каждый день, – Элисон не отрываясь смотрела на столешницу. – Где бы он ни был, что бы ни происходило, звонил просто поздороваться и напомнить о себе. Если не мог дозвониться, оставлял сообщение или перезванивал. А если я оставляла ему сообщение, звонил в тот же день, даже если было уже поздно и он мог разбудить меня. – Она глотала слезы и нервно крошила пальцами попкорн. – Знаю, вы все беспокоитесь за Джека, но я не просто беспокоюсь. Я страшно по нему скучаю. Он мой лучший друг… и я хочу его вернуть.
Элисон прикрыла глаза рукой и невольно затряслась, словно пытаясь подавить разразившиеся внутри рыдания. Линдси потянулась через стол, взяла ладонь Элисон и сжала в своей, а я обнял ее и прижался лбом к ее виску. Элисон – самая простодушная, самая искренняя из нас, и каждому,
Собственно, мы все познакомились с Элисон благодаря Джеку. Ему никак не давалась статистика, которая по причинам, ведомым только большому университетскому руководству, относилась к профилирующим дисциплинам. Элисон сидела в аудитории позади Джека, дружила с цифрами и предложила подтянуть его. Забавно, а с другой стороны, печально, как незначительное, казалось бы, решение – помочь кому-то с домашним заданием – может внезапно повлечь за собой почти десять лет молчаливого страдания. История с арахисом для Элисон.
В свои тридцать ей следовало уже быть замужем, иметь двоих-троих детей, симпатичный домик в Гринвиче и полное собрание книг Марты Стюарт. К такому будущему Элисон шла, несмотря на интерес к юриспруденции. Ее сестры – две старших, одна младшая – следовали по этому пути, ни разу даже не оглянувшись назад. Оставаясь одна, Элисон не бунтовала против богатых родителей, мещанской морали “Домашнего очага”, конфликтовавшей с ее независимостью. Она искренне хотела такой жизни, заявляла, что семья – главный предмет ее стремлений, предвкушала. Идиллическое детство, любящие, заботливые родители, скорее всего, ровные отношения с сестрами, масса благоприятных возможностей и привилегий. Естественно, собственную семью Элисон хотела создать по такому образу и подобию. Но она покинула дом и влюбилась в Джека – оборот, совершенно для нее неожиданный. Вот и вся история, которую написала Элисон до сих пор. Джек оказался той самой подковой, из-за которой было утрачено ее королевство.
Все мы прекрасно понимали с самого начала, что Элисон влюблена в Джека без памяти, и только полный кретин мог этого не замечать, а Джек кретином не был. Однако ни в университете, ни после не сделал ни одной попытки завязать романтические отношения; ему, кажется, даже в голову не приходило, что дружба с Элисон может таить в себе и другие возможности. Как все происходящее огорчало Линдси, Чака и меня самого, мне известно, каково приходилось Элисон, могу только догадываться. Линдси единственная могла говорить с Элисон на эту тему, призывать ее оглядеться вокруг, искать другой любви, но никакого существенного успеха ее слова не имели. Беседуя, Элисон и Линдси порой горячились, ссорились, иногда не разговаривали потом по нескольку дней. “Любой другой душу бы продал, чтобы быть с ней! – скажет, бывало, Линдси, округлив глаза: все это не укладывалось у нее в голове. – Да стоит ей только захотеть – в очередь выстроятся у двери! А она уперлась в этого идиота, у него даже мозгов не хватает понять, какое сокровище ему досталось! Ну что она, мазохистка чокнутая?”
Иногда Элисон все же ходила на свидания – так, для галочки, – но молодые люди очень скоро начинали чувствовать незримое присутствие соперника, с которым тягаться не под силу. Независимой, решительной Линдси невмоготу было видеть покорность Элисон, и она редко упускала случай высказать свое мнение. В этих частых баталиях ковались крепкие узы дружбы между Линдси и Элисон, чего нельзя сказать о дружбе между Линдси и Джеком. Если Элисон не возмущалась таким с собой обращением, кто-то должен был. Линдси осуждала Джека за то, что он и не любит Элисон, и не отпускает ее, – не припомню, чтобы она обвиняла Джека в лицо, но знаю: Линдси таила на него большую обиду. “Сначала он выходит прогуляться и заодно переспать со всеми подряд, – негодовала она (мы стояли под аркой на Вашингтон-сквер и ели фалафель в перерыве между занятиями; была зима, щеки Линдси блестели, словно отполированные ветром, и я прикидывал, что будет, если нагнуться и поцеловать эту блестящую щечку), – а потом возвращается и идет пить кофе со своей подругой Элисон”.