Самолёт по имени Серёжка
Шрифт:
...И вообще это очень трудно - сравнивать ощущения человека и самолета. Мало похожего. А я-то теперь жил, размышлял и чувствовал именно как самолет.
Главное отличие от человеческих ощущений - то, что воздух вокруг тебя совсем другой. Он и плотный, и стремительный. Летит навстречу, но не пытается тебя смять, А послушно обтекает, срывается с элеронов и руля свистящим потоком, ровно давит снизу на крылья....
А еще - живая сила мотора и восторженная быстрота винта. Это он, пропеллер, увлекает тебя с небывалой скоростью сквозь
Сережка не мешал мне. Сидел тихо, не брался за ручку управления, только при самых лихих виражах говорил шепотом:
– Хорошо... Молодец, Ромка...
Мы пробили слой темноты и ушли в пространство над Туманными лугами здесь, как всегда, светила круглая луна. Я долго кружил среди облачных столбов, а иногда пролетал сквозь них, и по крыльям ударяли сгустки пара...
Затем я сам, без Сережкиной подсказки, если среди костров. Сережка выскочил из кабины и тоже стал самолетом. Мы взмыли вдвоем - он впереди, я следом. Потом полетели рядом. И этот наш полет - крыло к крылу - был длинным и счастливым...
Несколько вечеров подряд я уходил ночевать в Сережке. Мама вздыхала, но не спорила. И, может быть... может быть, была даже рада. Я догадался об этом, когда однажды прибежал домой раньше обычного и застал у нас Евгения Львовича. Мама засуетилась, начала объяснять, что вот Евгений Львович собрался в командировку, спешит на утренний поезд и зашел так рано, чтобы взять у нее, у мамы, очень важные институтские бумаги...
Я сделал вид, что поверил. Мне, по правде говоря, было не до того. Во мне жил, не исчезая, восторг полетов, и ни о чем другом я думать не хотел.
Но как раз в тот день Сережка мне виновато сказал, что несколько ночей мне придется летать одному. Он, Сережка, должен уехать к бабке, чтобы помочь выкопать картошку.
– А разве нельзя тебе оттуда прилетать ночью?
Сережка отвел глаза.
– За день так наломаешься на грядках, что потом уже не до полета.
Он опять мне напоминал, что жизнь состоит не только из сказок и радостей.
– Давай я поеду с тобой! Тоже буду копать!
– Разве же тебе разрешать?
Это верно. Два раза в неделю я ходил в поликлинику на всякие проверки. И врачи, и мама никак не могли поверить, что я здоров окончательно.
Сережка все еще глядел в сторону, но уже с улыбкой.
– Ты вот, что, покатай-ка Сойку. Ты давно ведь собирался.
Я почему-то покраснел, хотя что тут такого! Я и правда говорил не раз, что хорошо бы взять Сойку в наши полеты.
Вечером я проводил Сережку на электричку, а потом забежал к Сойке. Она мне обрадовалась, но в то же время я видел: что-то с ней не так.
– Ты чего опять такая кислая? Снова бабка угнетает?
Сойка кивнула.
–
– Она по телевизору одну артистку увидела. Они в детстве учились вместе. Ну и вот... "Я могла быть такой же знаменитой, если бы не враги..." У нее всю жизнь какие-то враги... Купила бутылку ликера, а потом говорит: "Ты мое последнее проклятье в этой жизни..."
– Сойка, плюнь! Удери в двенадцать ночи из дома! Сможешь?
Она опять кивнула. Без лишних вопросов.
– Удеру. Бабка после ликера будет спать без продыха.
– Я за тобой приду. И покажу такое...
Она заулыбалась, доверчиво так...
Вечером я пошел на риск. Сделал вид, что улегся спать, а сам соорудил из одежды чучело под одеялом и слинял из комнаты через балкон. Мама уже уснула, и я надеялся, что крепко...
Сойка в старой безрукавке поверх своей "чунги-чанги" ждала меня у своего крыльца. Я взял ее за горячую ладошку и повел темными переулками. Она ни о чем не спрашивала. На песке у Мельничного болота я сказал в сумрак:
– Чуки, сделайте огоньки...
Быстро стали зажигаться маленькие костры.
А Сойка дышала у моего плеча.
– Ты не бойся, Сойка. Сейчас я отойду, и появится самолет. Сразу лезь в кабину. Только ничего там не трогай... Мы полетим. Хочешь?
– Ага...– выдохнула она.– Хочу... А эти, которые у костров... они не кусаются?
– Что ты! Они добрые... Ну, готовься!
Я отбежал на двадцать шагов и стал самолетом. Не знаю, удивлялась ли Сойка, но подошла сразу. Ловко забралась в кабину.
– Рома, а ты где?
– Я... тут, рядом. Все, что вокруг - это я и есть. Поняла?
– Да... наверно... А мы не упадем?
– Никогда в жизни! Нащупай ремни, застегни пряжки на груди... Готово?
– Да.
– Держись!..
Сойка была молодец! Даже тогда когда я хвастался (пожалуй, чересчур) и закладывал крутые виражи, она ойкала, но ни разу не сказала "не надо". Тихонько смеялась.
Я полетал среди освещенных луной облачных столбов. Потом пролетал над Заоблачным городом. Попасть в Город можно было только пешим путем, но полюбоваться им с высоты - это пожалуйста. В Городе были светлые сумерки, в бухте отражался закат. На кораблях и улицах уже светились огоньки. Мне показалось даже, что я слышу музыку. На башнях горели разноцветные звезды.
– Как красиво, вздохнула Сойка.
– Мы там обязательно побываем. Туда ведет дощатый тротуар...
Я сел на Туманных лугах, превратился в обычного Ромку и опять взял Сойку за руку. И мы долго гуляли по пояс в искрящемся тумане, заглядывали в провалы (тогда Сойка крепко сжимала мои пальцы).
Один раз на краю широкого провала она шепотом спросила:
– А там внизу что? Чьи огоньки?
– Не знаю. Наверно, деревня какая-то.
– А вдруг Дорожкино?
– Что?