Самолёт по имени Серёжка
Шрифт:
Конечно, он живой! Самолет Сережа!..
– Мама, тише! Поставь его... Ну, пожалуйста...
– Хорошо, хорошо...– Мама аккуратно опустила самолетик на лакированный стол. Тот, за которым я обычно рисовал и готовил уроки. Сейчас на столе было пусто, самолетик отразился в лаковом дереве, как в коричневом льду...– А ты давай-ка умойся, и будем обедать... И все постепенно наладится, верно ведь?
Мама вышла. А я не двинулся. Я смотрел на маленький L-5.
Что же делать-то?.. А может быть, он прямо сейчас превращается в Сережку?
Но
Нет, он станет настоящим сразу! Затем он и прилетел ко мне!.. Правда, Сережка! Давай же! Превращайся! Ну!..
Самолетик шевельнулся. Тихо-тихо поехал к близкому краю стола. То ли от моего взгляда, то ли потому, что стол был чуть наклонный. Я обмер.
Самолетик катился - все быстрее, быстрее...
Я осмотрел, будто замороченный. А край стола - ближе, ближе... А мотор-то не включен! И скорости нет! Самолет не успеет ни спланировать, ни взлететь, он крылом или носом - о паркет! И только кучка лучинок, лоскутиков и обрывков фольги...
До стола было метра три. Не доползти, не поймать! "Мама!" - хотел крикнуть я, а из горла только сипенье...
Край уже - вот он!
Сережка, не надо!
– Не на-адо!!
Я рванулся! Я вскочил! Ударом ноги отшвырнул с пути кресло! Я поймал самолетик в ладони уже в воздухе!..
И правда в нем сердечко: тук-тук-тук...
Испугался, малыш? Ничего, ничего, сейчас....
Первый раз в жизни я был главнее Сережки. Решительней...
Я поставил самолетик на стол. Сказал строго:
– Включай мотор.
Винт шевельнулся - раз второй. И с шуршаньем растаял в воздухе. Самолетик задрожал.
– Молодец. А теперь - старт. И сразу в окно! Понял? Внимание... взлет!
Самолетик задрожал сильнее. Двинулся. Поехал, помчался!
Взмыл над кромкой стола, в секунду миновал окно и балкон. И стал удаляться, делаясь все больше и больше. Пока не стал в небе настоящим самолетом!
Он промчался невысоко над сараями и тополями. Качнул крыльями. Мне качнул!
Я засмеялся вперемешку со слезами. Что бы там ни случилось, А Сережка по-прежнему мой друг. Я выскочил на балкон, замахал самолету, перегнулся через перила. И махал, пока Сережка-самолет не растаял в голубизне...
Тогда я за спиной услышал хриплый вскрик. Мама стояла у дверного косяка и держалась за горло.
– Что с тобой?– Я кинулся в комнату с балкона.
– Ромочка... ты...
Что я?.. И только сейчас понял - я на ногах! На ногах дома, в а не в далеких лунных краях. Я - иду!..
От неожиданности упал я на колени, но сразу опять встал.
Левое колено отчаянно болело.
Если бы вы знали, какое это счастье - живая боль в разбитой коленке...
КОНЕЦ ЛЕТА
Ну, а дальше началась сплошная медицина. Через час у нас дома была куча докторов. Это в нынешние-то времена, когда обычно скорой помощи и участкового врача не дозовешься!
Главным был профессор Воробьев (настоящий профессор, в очках с седой
– Да-да, бывало такое и раньше, в итоге сильнейшего стресса, но чтобы вот так сразу восстановились все функции...
С ним одни соглашались, другие почтительно спорили. Всякие научные слова сыпались. Меня ощупывали, простукивали, заставляли двигать ногами и рассказывать, как это случилось.
– Не знаю, как... Вдруг толкнуло что-то. И я встал...
Я не говорил про самолетик.
Среди медицинских лиц (вернее, позади них) мелькало бледное перепуганно-счастливое мамино лицо.
– Коллеги, здесь необходим комплекс исследований. Ваша гипотеза, уважаемый Эдуард Афанасьевич, весьма оригинальна, но требует проверки.
– Анна Гавриловна, позаботьтесь, чтобы полный рентген...
– Коллеги, а не даст ли облучение нежелательный эффект?..
"Не даст!– смеялся я про себя.– Потому что Сережка меня не забыл! А законы Туманных лугов и Заоблачного города теперь действуют и здесь!.."
Вечером я оказался в госпитале при филиале Медицинской академии (есть у нас в городе такой, научный). В маленькой, но совершенно отдельной палате - будто генерал или депутат какой-нибудь. Это профессор Воробьев позаботился. Не ради меня самого, конечно, а чтобы удобнее было исследовать и наблюдать.
И наблюдали, исследовали, всякие анализы брали. Наконец доктор Анна Гавриловна сказала, что "ребенка совершенно замучили" и что "так и у здорового человека ноги могут отняться".
Но я не чувствовал себя замученным. Я просто не обращал на все медицинские дела внимания, словно это не со мной происходило. Я был окутан облаком счастья и ждал ночи. Потому что не сомневался нисколечко: Сережка отыщет меня, придет.
В девять вечера мне дали стакан кефира и велели "ни о чем не думать и спать". Я послушно улегся. Палата была на первом этаже, окно выходило в сад. Там сперва золотились от заката листья, потом загустели сумерки. И тогда из кустов появилась темная гибкая фигурка...
Окно не открывалось, но в нем была широкая форточка, я ее распахнул. Сережка скользнул в палату без единого шороха. Мы сели на кровать, обняли друг друга за плечи и сидели молча минут пять.
Наконец я спросил:
– Ты тогда сильно обиделся, да?
– Обиделся... А главное, испугался.
– Чего?
– Что тебе больше не разрешат дружить со мной...
– С какой стати?!
– Тише... Мне так подумалось. Ну, и вот такая смесь... обиды и страха. Я ушел на пустырь за разбитой домной. Помнишь? И превратился в самолет. И взлетел оттуда среди бела дня... И летал, летал, пока не измучился. А потом чувствую - обратно превратиться не могу. Будто закостенел от всего от этого...
Ну, какая же я скотина! Горевал, терзался - и все из-за себя! Из-за того, что Сережка покинул меня! И даже в голову не пришло, что с ним, с Сережей, может случиться беда!