Самообеспечение языческого выживания
Шрифт:
Апокалипсисы были и будут как урок человечеству. Впрочем, он никак не может быть ни повсеместным, ни одновременным, но поскольку страдать о нем логично "городу" (да он и способен видеть лишь себя), оставим эти переживания ему. Деревня расскажет о том, что произошло, собственными словами, крамольными по отношению к "городу". Быт ее мало изменится.
БЫТНООБЩИННОЕ
Почитать озера, источники, рощи и саму землю - логично на основании почитания веры предков - "бо предки наши были мудры и смыслены".
Сейчас подобное называется язычеством -
По мне уж лучше "первобытный" строй. Ой ли? "Первобытный"? Крамола - это бытнообщинное. Первобытнообщинное? Первые пять букв намеренно унижают само значение Явления.
БЫТНООБЩИННОЕ - это уже ЦИВИЛИЗАЦИЯ. До этого могли быть только стаи (если угодно - мародерские, о которых столь вольно мечтается прыщавым подросткам под компьютерные игры и прочий одноименный голливуд - что интересно, многие на этой почве даже приближаясь к 40 остаются в этой мозговой прыщавости - этакий новодел воспитания бездеятельных Обломовых, превративших в игру мечтаний всякий сайт "выживания")
О чем речь? Бытнообщинный строй (одна цивилизация) всякий раз вступала в сражения с Рабовладельческим (другая цивилизация), как только соприкасалась. Вечные ярые непримиримые враги.
Что собственно изменилось? Только то, что рабовладельческий строй считает, что он победил и имеет право на любое бесправие. И если осмотреться, так оно и выглядит.
Де-факто, де-юре, поскольку - де-било.
Логично, когда один государственный строй воюет с другим. Нелогично, когда один из них побеждает и становится монополистом собственной "правды".
Уничтожение СССР (который невозможно было победить в открытой войне) - это уничтожение БытноОбщинного строя - уникальной цивилизации, и власть Рабовладельческого строя, ввиду отсутствия равных по силе конкурентов, становится здесь беспредельно наглой.
Что бы не говорили, голод - великий смиритель и регулятор. Рабовладелец становится на распределении - этим он управляет. Главным здесь становится пища и тепло (холодных странах). Основной признак рабовладельческого строя - это когда понятие "общественная собственность" становится крамолой. Условно можно заключить, что "город" (рабское мироустройство) победил "деревню" (бытнообщину). Но что тем самым подрезал и себе вены, он осознать никак не в состоянии - отсюда смутные переживания о возможности БП - "деревня" о БП не переживает, она его жаждет, как иногда жаждут справедливости. Сдохнет ли город сам? Сие нам неизвестно. С неприятностями положено бороться по мере их поступления, а не выдумывать наперед. Единственное можно сказать, что деревня в отличие от города готова к любому повороту событий. Сегодня поневоле занята самообслуживанием (что само по себе закалка), не производя ничего сверх того, что нужно ей. То есть - живет по средствам. Речь идет о местах, где БП перескочило второй десяток лет, и уже воспринимается как нечто незыблемое, постоянное, логическое "в обстоятельствах" (всеобщего миропереустройства) вечного жидовства города (власти).
Кто же барчуку правду скажет. Крестьянин себе на уме. Он будет резать и прощать исключительно тех, кто рядом. Потому все эти крестьянские восстания в 20-е и были пшиком - развлечением для последующих карательных команд иноверцев. А насчет
Все, включая БП или очередной государственный переворот (думается в худшую сторону) будет сварено в котле Москвы и силами незначительной части ее жителей, но хлебать это варево всей России, а иммунитет на новые яды у нее так и не выработался. Так что, с какого бока не подступай, а прав тот крестьянин, которому мыслится сходить в город и кое-кого там прирезать.
Деревня - принадлежность земле - продажа того, на чем стоишь, почвы под ногами, сущности жизни, невозможна. Город, напротив, живет не по средствам, живет в долг - забыв про деревню, занят распродажей общей будущности - невосполняемых ресурсов.
Характер городской вырисовывался расписанием сопровождающим всю его жизнь, деревенский, как это ни странно, собственными желаниями. Городской всю жизнь видел прямые углы улиц, повторяющиеся формы, звуки, искусственные запахи, деревенский характер развивался тем, что нет и не может быть ничего повторяющегося, просыпался желанием работы и работал в охотку, потому как работа была разнообразной, и даже здесь можно было вносить разнообразие, и браться за то, что хотелось сделать, работа составляла его жизнь, и удивительно ли, что он не считал это работой, а жизнью? Городской собственную жизнь считает минутами, в которые не работает, деревенский часами, в которые живет.
В конечном итоге все это стало формировать два характера, уже наследных, равно тому, как когда-то на территории России складывались и сложились два известных исторических характера: лесной и степной (что и перепутало мозги историкам сомнениями - одному ли племени они принадлежали?), Эти же характеры можно назвать как "северный" и "южный".
Городской человек мелок мыслями, потому как стиснут и телом. Когда и где он видел линию горизонта? Ни неба, ни звезд, ни чистого воздуха, ни живой чистой воды, ни труда по собственному выбору, желанию души и тела... Религии рабов теснятся в жилищах, собственному богу ставят конюшни во славу его, но как бы для размещения "объезженных святых", и конюхи - те же посредники, сдают все виртуально объезженное напрокат.
Люди труда все еще наполнены знаниями, словно со словаря Даля, что щуки трутся в ледоход, что рыбный клей растворяют в воде, пред тем размягчив в водке, что семенной хлеб пытают в ящике с землей в избе еще зимой на то - всхожи ли?
– а семена особые, за которыми будущее, следует закалять, вынося их на холод, а потом в тепло... Тому подобного, до тысячи тысяч мелочей, уж тех, что и ни в одном словаре не найдешь, хоть и не родись варажником, здесь сам уклад построен на знаниях, всего лишь цепь постоянного каждодневного неостановочного труда, которую некоторые люди городские с какого-то собственного испуга пытаются зубрить, обзывая нехорошим, принижающим саму эту жизнь словом - "выживание".