Самосожжение
Шрифт:
Грустным тут стал Бээн.
Загрустишь поневоле.
Ты едешь сюда, за добрую сотню километров, вместо уик-энда, то есть выходного дня, устраиваешь тут заседание, никаких сил своих не жалеешь, а директор совхоза не соизволил явиться на эту выездную планерку, хотя мог бы и без персональной машины обойтись - на окраине Смородинки и заложили птичник-то.
Не прощал, не оставлял Бээн без внимания такое неуважительное к себе отношение и умел, имел немалый опыт напомнить обидчикам об их плохом воспитании, возможностей для этого у Бээна
– Да-а...
– только и сказал Бээн.
А ведь это, по сути, не его дело - проводить тут планерки.
Строить птичники.
Механизированные коровники.
Овцекомплексы.
Что там еще?
Ямы силосные.
Парники.
Да и сено косить.
Убирать с полей овощи.
Ведь он еще и основную продукцию должен давать государству - разные металлы, Гей предпочитал не упоминать, какие именно, точнее, упоминать было можно - медь, свинец, цинк и так далее, включая, естественно, редкие, об этом во всех газетах писали, но вот цифры называть - это Гею казалось уже излишним, точнее, сам Бээн приучил его к такой скромности.
И вот как бы в порядке шефской помощи селу, которое в последние годы пострадало от капризов погоды, Бээн и взял на себя эту нелегкую миссию быть своеобразным прорабом той или иной стройки для села.
Не президентом - прорабом.
Великий этот парадокс, по мнению Гея, был главным движущим моментом маленькой истории маленького края, центром, столицей которого был Комбинат.
А другой парадокс, как говорил Гей, парадокс жестокий, каннибальский, состоял в том, что один президент созидал даже во время уик-энда, чтобы у людей всегда был хэм энд эгс, хотя и без ветчины, а другой Президент во время уик-энда вынашивал идею "звездных войн". Такие дела.
Гей постоянно думал об этом, как бы пытаясь найти выход.
Время от времени он раскрывал свой блокнот и пытливо разглядывал маленькую цветную фотографию.
Копирайт. Рон Масарос.
Изображение Президента и Первой Леди с черной собакой возле жердей на фоне зеленой лужайки, на которой у дерева, перед кустами на холме, стоял белый домик, довольно скромный.
Негра с прохладительными напитками и Физика с Кинозвездой на этой фотографии не было.
Как, впрочем, и на других, которые лежали, как закладки, в блокноте.
Этих троих Гей просто-напросто выдумал.
Копирайт.
Хотя, вероятно, они существовали в действительности.
И не только они.
Занимаясь этим посторонним на первый взгляд для выездной планерки делом, Гей, разумеется, ни на секунду не терял из виду Бээна.
В перерыве Гей решил подойти к нему и показать фотографию Президента и Первой Леди.
Гею хотелось знать, что думает Бээн о космической новинке Эдварда Теллера.
И вообще обо всем таком.
Кроме того, разумеется, Гей при случае хотел спросить Бээна, как бы между прочим, с чего же, по его мнению, все
Не мог Бээн всего этого не знать.
Огромный был у Бээна опыт.
Бээн годился Гею в отцы.
И вот как раз отца у Гея не была.
А иногда просто необходимо, чтобы у человека был отец.
Вроде как первый оборонительный эшелон.
И Гей доверял Бээну.
Может, почти как отцу.
И надеялся на него.
Может, и зря.
И хотя отчетливо понимал, сколь наивно его желание получить ответ на эти свои злополучные вопросы именно от Бээна, удержать себя от соблазна уже не мог.
Алина положила журнал на столик.
И подошла к Гею.
Он почувствовал себя кроликом.
Перед ним был изящный удав.
В прелестной розовой шкуре.
Она коснулась его лица ладонями.
Она охватила его лицо ладонями.
Ее ладони были прохладны.
Вначале он испугался, а потом вдруг подумал: "Как жаропонижающее средство" - и мысленно сказал себе, что, как бы там ни было, он хорошо контролирует эксперимент.
Ее ладони гладили его щеки.
Ее ладони вдруг стали горячими.
Просто пылающими.
Гей на мгновение замер, сомкнул глаза, сгорая на этом чудесном костре, но тотчас, как утопающий, судорожно схватил кисти рук Алины, спасительно отрывая от своего лица ее ладони.
Впрочем, сравнение с утопающим, скажет себе Гей позднее, было тут весьма неточным, ибо сам Гей поступил в эту минуту вопреки инстинкту природы, которая, увы, жаждала огня, исходившего от пылающих рук женщины.
– Так мы с вами никогда не поймем, с чего же все началось и чем все кончится, - успокоившись, произнес он усмешливо минуту спустя.
Она стояла у окна спиной к нему.
И смотрела на церковь.
Раздался звон колокола.
В свете уличных фонарей ее волосы показались ему рыжими.
Не могла же она перекраситься, когда была в ванной, пока он разговаривал по телефону с Мээном!
Впрочем, а почему бы и нет? Ведь есть еще и парики. И вообще всевозможные маски. Ева умела менять их почти моментально...
Незаметно для самого себя он включил телевизор.
Итак, набравшись знаний и опыта, Ева, отличавшаяся раньше целомудрием, сдержанностью и старомодностью в нравах, делала теперь нечто вроде теоретической разработки своей жизненной программы, что уже выразилось в своеобразном алгоритме НАДОПРОСТОЖИТЬ.
Впрочем, по ходу эксперимента она сама и осуществляла кое-какие практические части своей новой программы.
Именно те, в которых ее Адам вдруг стал рьяно проявлять целомудрие, сдержанность и старомодность в нравах, хотя и прежде был в этом смысле таким же, как Ева.
Точнее сказать, Ева сначала осуществляла кое-какие практические части своей программы, а потом уже, задним числом, делала соответствующее теоретическое обоснование.
Как известно, в науке такой метод называется эмпирическим.