Самосожжение

Антропов Юрий

Она сама подлила себе фанты в бокал.

А заодно и Гею.

Он посмотрел на нее с недоумением:

– Куда я проваливаюсь?

– Ну, не знаю...

Она пожала плечами, и Гей уловил в этом жесте проявление тайной обиды на него.

– Я воссоздаю свое будущее из атомов и молекул, - сказал он.

– Как Адам?
– Она мельком глянула на экран, словно уже потеряв интерес к тому, что там происходило.
– А я думала, - она усмехнулась, - что вы пытаетесь представить себе, чем занимается ваша Алина там,

в Братиславе...

Алина знала со слов Гея, что ключ от номера нужно отдать портье, если выходишь из отеля.

Она так и сделала.

И портье даже не скрыл своего удивления.

Не тому, что она отдала ключ, а тому, что пани одна куда-то идет на ночь глядя.

И даже швейцар, дремавший в кресле, не встал при ее появлении в холле.

Ах, пани, оказывается, не уезжает?

Пани идет на ночную прогулку...

По Братиславе...

Вдоль Дуная...

Она прочла все это на постной физиономии старого швейцара.

И мысленно послала его - вместе с портье, разумеется, - к черту.

Но Алину заметил еще один человек.

Здесь же, в холле.

Он стоял в телефонной будке.

Поэтому Алина не видела его.

Это был мужчина лет сорока пяти, поджарый, среднего роста, с усами, в пуловере и джинсах.

Что еще следовало добавить к этому портрету?

Может, он был добрый и злой, умный и глупый, ласковый и суровый, преданный и коварный, правдивый и лживый, талантливый и бездарный, счастливый и несчастный - словом, почти такой же, как и многие другие.

Но этого не знал никто.

Даже портье и швейцар.

Впрочем, портье, конечно, знал, что это был за человек.

Разумеется, только по документам, которые были в полном порядке.

Этот человек снял в "Девине" номер "люкс".

Вот и все, что знал портье.

Да, портье еще видел, как, впрочем, и швейцар, что этот человек только что вышел из бара.

И кому-то хотел позвонить, но, заметив одинокую пани, тотчас вышел из телефонной кабины.

ЧЕМ ЖЕ ВСЕ ЭТО КОНЧИТСЯ?

Он мог спросить у Пророкова хотя бы в тот раз, когда встречал его во Внукове. Случай этот Гей описал...

Москва. 1980 год

Мы недолго поджидали самолет, на котором он прилетел, и я даже не заметил, как снова начал волноваться.

Черт знает отчего, но всегда я немного робею при встрече с Пророковым.

И хотел бы не робеть, да не могу.

Это прямо-таки выше моих сил.

Даже нечто вроде страха иной раз накатывает на меня перед тем, как я увижу огромную его фигуру.

Впрочем, неприятное это чувство порой возникает и в иные моменты грешной моей жизни, когда, например, надо идти по делу к чиновнику, пусть даже очень маленькому, незначительному. Скажем, если хочешь поставить в свою квартиру телефон, не говоря уже о том, что собираешься просить квартиру.

Да мало ли когда от начальника самого незначительного зависит и твое душевное состояние,

и твое физическое здоровье!

Но я отвлекся.

Пророкова я встречаю.

В аэропорту.

В депутатской комнате.

Странное дело, думаю я, чаще всего случается нынче так, что человек, занимающий высокое положение, бывает и впрямь большим.

Солидным.

Внушительного роста.

И лицо как для памятника - чтобы издали было видно.

Все крупно.

Под стать делам.

И голос нередко громогласный.

Он снисходительно-дружелюбно так тебе говорит, тяжело поднимаясь навстречу: "Привет вам!.." - а у тебя уже и поджилки затряслись, будто он сказал что-то совсем другое.

Умом все понимаешь, по-звериному чуешь доброжелательность этого большого грозного человека - а вот сердце не на месте, и все тут!

Чуть позже, придя в себя и освоившись, привычно схватывая, угадывая какие-то особенности его манеры держаться, говорить, слушать, с удивлением замечаешь, что в общем-то он такой же, как и другие, обычные люди. И не выше тебя ростом, просто плотнее, массивнее, - но ведь ему, слава богу, уже за шестьдесят, а тебе только-только стукнуло сорок. Еще потолстеешь. Если, конечно, доживешь до его лет. В наше время дожить...

Вот, пожалуйста, и я туда же! Какая странная штука - наша логика... С одной стороны, продолжительность жизни, судя по официальной статистике, увеличилась до семидесяти лет, что отражает явные преимущества нашего общественного строя, а с другой стороны, вошла в моду привычка говорить: "В наше время дожить до старости..."

И прескверная же у человека натура: чем лучше - тем ему хуже.

Так вот, Пророков, если быть строго объективным, человек совсем не огромный. Каких-нибудь сто семьдесят сантиметров, не больше...

И если бы он вдруг похудел до твоих размеров, то неизвестно еще, кто бы из вас двоих солиднее выглядел.

Такие дела.

И когда ты, не веря своим глазам, в который уже раз приходишь к этому выводу, ты вспоминаешь вдруг, что далеко не все великие люди были крупных размеров.

Например, Ленин.

Или Наполеон.

Не говоря уже про Пушкина.

И вообще, скорее всего, честь быть великим выпадала чаще всего людям физически небольшим. Как своего рода компенсация природы. Правда, этот вывод тоже грешит определенным субъективизмом, и в глубине души ты понимаешь, что попал на эту удочку только потому, чтобы дать себе фору в предстоящем разговоре с Пророковым.

Впрочем, о каком это разговоре я думаю? Ведь вовсе не обязательно, что Пророков, удостоив меня встречей, еще будет со мной и разговаривать. То есть ко мне он относится как будто неплохо, как можно относиться к человеку, с которым познакомили приятные обстоятельства и который, как ни странно, ничего не клянчит, как другие, ни машины ему не нужно, ни ондатровой шапки, ни дубленки.