Самшитовый лес

Анчаров Михаил Леонидович

– Почему ты так решил?

– А потому, что если в моей природе нет способности воспринимать будущее, то никакие сигналы не помогут. Это раз, а во-вторых, если у меня нет хотя бы зародыша этой способности, то и у вас бы ее не было... Вы - мои потомки, а не я - ваш. И выходит, что передача от меня к вам важнее, чем от вас - ко мне, - сказал Сапожников. И вдруг сообразил: - Но ведь тогда совсем по-другому объясняется такая вещь, как расы и прочая этнография... Вы прилетали уже изменившиеся во времени и плодились здесь, скрещивались и выводили новую породу.

–

И не один раз, - сказал Скурлатий.
– Саморазвитие - медленная штука. А так - мы вас развивали, а вы нас... Жизнь-то колесом катится, а не копьем летит.

– А что вам-то предстоит?

– Ну, судя по тому, что мы есть, - наше будущее нас не угробило.

– И то хлеб...
– сказал Сапожников.
– Интересно... Выходит, возникновение новых рас - это скрещивание с будущим... Будущее влияет на нас сознательно и бессознательно, а вовсе не только прошлое, как мы предполагали. То есть причины наших поступков лежат и после нас, а не только до нас... Но почему вы считаете, что если переменить причину, то изменятся и последствия?

– Как же иначе?

– Господи, уткнулись носом... Дескать, вот пара - молоток - гвоздь... Молоток ударил, гвоздь вошел в стену. А это все ерунда. Главная причина твое желание вбить гвоздь. А бить можно и не молотком, а микроскопом. А можно вообще не бить. Поставь с другой стороны магнит - гвоздь сам влезет... Каждое явление есть следствие бесчисленных причин, а не одной...

– Вот ты как... Это надо запомнить, - сказал Скурлатий.
– Вообще мы тебя у нас в школах проходили... Ты у нас считаешься основоположником.

– А тебе сколько за меня поставили?

– Пару.

– Малограмотный, черт. Никакого от тебя толку... Хотя к двоечникам я почему-то испытываю слабость, А почему - непонятно.

– Понятно, - сказал Магома.
– Мы развиваемся по неизвестной программе, а отличники по известной.

– А почему бы вам просто не улучшить нашу жизнь! Ну, сделать ее хотя бы похожей на вашу... А мы бы тем самым еще более улучшили бы вашу жизнь...

– А почему именно вашу жизнь улучшать?
– спросил Магома Скурлатий.
– А до вас что? Не люди жили?

– Тоже верно... Значит...

– Ага, - сказал Магома.
– Мы этим и занимаемся... Мы ищем, как запустить в оборот такой главный фактор, который бы выстроил и выправил всю человеческую историю заново и сделал бы ее счастливою.

– Ну? И нашли такой фактор?

– Нет. Ты должен найти этот фактор.

– Я?!

– Ты.

– Ну почему я?! Почему опять я?!
– завопил и заныл Сапожников и проснулся".

В черном небе стояли неподвижные звезды. Аркадий Максимович и Филидоров смеялись, когда вспоминали сапожниковский рассказ и его нелинейную логику.
– Хотя в этом что-то сеть, - сказал Филидоров.
– В нелинейной логике.

Пахло олеандрами и прочими магнолиями, и посторонний мужчина в шляпе и белой майке скрипел галькой, укладываясь спать у тихою моря на надувном матрасе.

– Слава богу, машина времени принципиально невозможна, - сказал Филидоров.
–

Иначе пришлось бы допустить, что время это материя.

– Я допускаю, - сказал Сапожников.

– Ну, это понятно... Нет, я серьезно!
– сказал Филидоров.
– Это я понял... Все сверхъестественное вам по душе.

– Кстати о сверхъестественном, - сказал Сапожников.
– Если завтра кто-то пройдет пешком по воде - это тут же перестанет быть сверхъестественным... Доказать же, что такого не может быть ни при каких условиях, - тоже невозможно. Если захотеть, можно придумать, как это сделать... Можно только сомневаться, так ли это было, как рассказано в мифе... Да и в мифе, я думаю, фантастичны не факты, а их объяснение.

– Вы это к чему?
– спросил Аркадий Максимович и напрягся.

– Возьмите Посейдона, - сказал Сапожников.
– Что в древние времена мог подумать человек, впервые увидевший колесницу, которая летит по морю-окияну, а перед ней мчатся дельфины? Он решил бы, что колесницу везут дельфины... А что подумали бы мы, впервые увидев это? Мы бы начали искать скрытый мотор. Чье же объяснение фантастичней, если факт относится к прошлому? Конечно, наше. Потому что дрессировать дельфинов можно было и тогда, а для мотора нужна технология... А что это значит еще?

– Что?

– Что люди уже знали колесницу и могли ее отличить от лодки.

– Колесница Посейдона - это просто метафора, - сказал Филидоров.
– Это метафора.

– Пусть метафора. Но за метафорой лежит нечто реальное и привычнее, иначе не поймешь, что с чем сравнивается, что на что похоже... За мифом всегда почва... Если завтра окажется, что гравитации нет вовсе, то ньютоновское притяжение окажется мифом, и от него откажутся. Но это не будет означать, что яблони перестанут падать на землю.

– ...Значит, вы считаете, что был некто реальный, кто мчался по морю на чем-то похожем на колесницу?
– спросил Филидоров.

– Я пока ничего не считаю, -сказал Сапожников.
– Я думаю... А вообще нужна сравнительная мифология... Есть такая наука?

– Нет пока, - сказал Аркадии Максимович.

И вдруг занервничал так очевидно, будто пытался заглушить некое соображение, которое явно просилось наружу.

– Что с вами?
– не выдержал Сапожников.

– Значит, вы считаете, что в мифе фантастичны не факты, а их объяснения?
– спросил Аркадий Максимович.

– Ну?

– Я с этим согласен... И я считаю, что была цивилизация в Атлантике...

– Атлантида?
– обрадовался легкомысленный Сапожников.

– Ну, пусть Атлантида, -сказал Аркадий Максимович.
– Я гоню от себя эту идею... и не могу прогнать.

– Ха-ха-ха...
– сказал Филидоров.
– Я вас вполне понимаю.

Еще бы не понимал! У него самого сапожниковский абсолютный двигатель не шел из ума. Сапожникова всегда поражало, что научные люди относятся к некоторым проблемам со злорадством и негодованием. И даже самый интерес к этим проблемам грозит человеку потерей респектабельности.