Самые знаменитые реформаторы России

Казарезов Владимир Васильевич

Что бы ни говорили историки, для нас важен сам факт проведения собора по инициативе царя и то значение, которое он придавал отношениям с церковью.

Иван Грозный сделал большой шаг к упрочению самодержавия. Более того, можно сказать, что он завершил строительство абсолютной монархии, начатое его дедом и продолженное отцом, Василием III. При Василии еще некоторые из бывших удельных князей и их потомки продолжали вершить суд в своих владениях, выступать на войну с собственными ратями в составе великокняжеского войска, собирать подати с подданных. Но их роль в управлении государством уменьшалась. Великий князь волен был пригласить их на совет, а мог и обойтись и самостоятельно принимать решения по важнейшим государственным делам. Мог подвергнуть опале князя или боярина не только за какой-либо поступок, нанесший урон государству или чести великого князя, но и за смелое слово вопреки мнению последнего. Многие историки приводят пример, когда Берсен-Беклемишев что-то пытался возразить Василию III при обсуждении

в думе вопроса о Смоленске. Великий князь сказал ему: «Пойди смерд прочь, не надобен ми есм». Даже крутой нравом Иван III считался вполне терпимым по сравнению со своим сыном Василием, основательно ущемившим их роль. Можно говорить о том, что при Василии III практически сложились все предпосылки для становления в Московском государстве абсолютной монархии. В нем не нашлось общественно-политических сил, которые могли бы в какой-то мере ограничить самодержавие великого князя, а затем царя. Это и естественно, поскольку Московское государство складывалось из удельных княжеств, где князья также ни с кем не делили свою власть. Бывшие князья и их потомки, оказавшиеся на службе у московского государя, не могли стать силой, способной ограничить самодержавие. Оказавшись в большом числе при московском дворе, они радели не о государственных интересах и даже не о корпоративных интересах своего сословия, а о том, чтобы получить должность повыше, например в думе, и место за столом великого князя (царя). В XV–XVI вв. сложился удивительный общественный феномен — «местничество», оно нанесло большой вред государству, так как на государственные посты выдвигались люди не по уму и заслугам, а по происхождению и положению их предков. Местничество же помогало государю расправляться с князьями и боярами, занятыми борьбой за место возле него, поодиночке.

Остановимся подробнее на этом явлении, оказавшем столь серьезное влияние на судьбу русского государства.

С усилением Москвы к ее князю шли служить знатные люди из разных областей, которые и образовали московское боярство. В XV в., по мере собирания земель вокруг Москвы, стал формироваться новый слой приближенных государевых слуг, состоящий из удельных князей.

Как отмечает В.О. Ключевский, если традиционные московские бояре участвовали в управлении «по договору», то удельные князья и их потомки — «по происхождению». «Среди титулованного боярства XVI века утверждается взгляд на свое правительственное значение не как на пожалование государя, а как на свое наследственное право, доставшееся им от предков».

В результате бывший удельный князь по положению становился выше московского боярина, каким бы заслуженным последний ни являлся. Но и князья были не одинаковыми — одни потомки великих, другие удельных, одни до перехода в Москву оставались владетельными князьями, другие — кому-то служили. Все это учитывалось, из чего определялось положение каждого. Согласно Ключевскому, княжеско-боярская иерархия выглядела так: «1) потомок великих князей становился выше потомка удельных, 2) владетельный потомок удельного князя — выше простого боярина, 3) московский великокняжеский боярин — выше служилого князя и боярина удельного».

При назначении на должность нужно было учитывать множество нюансов, чтобы честь назначаемого соблюдалась и при этом не были обижены другие. Чтобы установить в этом деле какой-то порядок, при Иване Грозном составили Родословец, в который были внесены все знатные фамилии. Кроме того, при нем же (1556 г.) была написана Разрядная книга, в которую внесли все назначения по государственной и военной службе за 80 лет. Этими двумя документами и руководствовались при определении на службу и разного рода жалованиях. Правда, обиженных все равно хватало. Ключевский описывает систему определения старшинства в княжеской семье. Впрочем, она в известном смысле может быть распространена и на иные русские семьи, не только на боярские или княжеские.

«Возьмем семью из родных братьев с детьми. Первое место принадлежало старшему брату, домохозяину, большаку, два за ним следующие — двум его младшим братьям, четвертое место — его старшему сыну. Если у большака был третий брат, он не мог сесть ни выше, ни ниже старшего племянника, был ему ровня (ровесник). Это равенство указывалось, вероятно, обычным порядком нарождения: четвертый брат рождался обыкновенно около времени появления на свет первого сына у старшего брата и потому отчислялся уже ко второму поколению — детей, тогда как три старших брата составляли первое поколение — отцов. Таким распорядком мест объясняются основные правила местнической арифметики… Это правило выражалось формулой: „первого брата сын четвертому (считая и отца) дяде в версту“, т.е. сверстник, ровня, ровесник (верста — мера, уравнение). Значит, они не сидели рядом, а должны были сесть врозь или насупротив. Общее основание этих правил: отечество каждого из родичей определялось его сравнительным расстоянием от общего предка. Это расстояние измерялось особыми местническими единицами — местами. Отсюда и самое название местничества… каждая сфера служебных отношений, каждое правительственное ведомство, места в государевой

думе, должности административные, городовые наместничества, как и должности полковых воевод, были также расположены в известном порядке старшинства, составляли иерархическую лестницу». «Если из двух родственников, назначенных воеводами в одной армии, старший по генеалогии, по отечеству, был двумя местами выше младшего, то при назначении старшего первым воеводой большого полка младшего надобно было назначить первым воеводой сторожевого либо передового полка, не выше и не ниже. Если его назначали местом выше… старший родич бил челом, что такое повышение младшего родича грозит ему, челобитчику, „потерькой“ чести, отечества, что все, свои и чужие, считавшиеся ему ровнями, станут его „утягивать“, понижать, считать себя выше его на одно место, так как он стоял рядом, одним местом выше человека, который ниже их двумя местами. Если младшего назначали ниже, большим воеводой левой руки, он бил челом о бесчестии, говоря, что ему так служить со своим родичем „не вместно“, что он „потеряет“, а родич „найдет“ перед ним, выиграет одно место».

Если кто-либо считал, что его назначили не в соответствии с Родословцем или Разрядной книгой, то подавал государю жалобу (челобитную), которая, как правило, удовлетворялась, при условии, что притязания оказывались доказанными. Когда же сам ущемленный не решался по каким-либо причинам на челобитную, то это делал кто-нибудь из его родни, так как оскорбление наносилось всему роду, а главное, создавался прецедент, после которого и далее будут поступать по отношению к его представителям так же. Поэтому князья и бояре боролись за место в войске, в думе, за великокняжеским столом не на жизнь, а на смерть.

Иван Грозный не только не препятствовал вроде бы губительной традиции, но даже узаконил ее, регламентировав в Родословце и Разрядной книге.

Почему московские государи потворствовали развитию местничества? Во-первых, оно проистекало из самобытной истории формирования, собирания русского государства и являлось как бы само собой разумеющимся. Во-вторых, что менее бесспорно, но не лишено основания, местничество позволяло укрепляться самодержавию, «разделять и властвовать» при грызне князей и бояр между собой. Историк М. Любавский писал по этому поводу: «…Государи… узаконяли местничество и таким образом, как говорит Флетчер, злобу и взаимные распри бояр обращали в свою пользу. Но самое главное — это то, что они, беспощадно относясь к отдельным лицам, не трогали всего класса в целом, не нарушали разом его общих интересов и, таким образом, не вызывали общего неудовольствия, общего противодействия. Они создавали свой абсолютизм так же, как и государство, по маленьким дозам, по кусочкам, по частям и потому медленно, незаметно, но крепко строили свое политическое сооружение».

Боярской оппозиции при Иване III и Василии III как таковой не было — бояре плели интриги друг против друга. А если когда и проявлялась фронда, то эти государи жестоко подавляли ее, подвергая опале и уничтожая недовольных поодиночке.

При Иване IV политика ограничения власти князей и бояр приняла принципиально иной характер. Началось их тотальное физическое уничтожение. Казни бояр проводились, как мы видели, еще в годы отрочества великого князя и воспринимались московским обществом как само собой разумеющееся. Ситуация изменилась в середине 1560-х г., и способствовали тому перемены, произошедшие в самом Иване Васильевиче.

Отстранения Сильвестра и Адашева, совпавшие по времени со смертью любимой жены Анастасии, лишили Ивана нравственных ориентиров, факторов, сдерживавших его буйный характер. Потерял он в их лице и мудрых советников в управлении государственными делами. Начались в его поступках ужасные экспромты, жестокие казни. Он считал, что жену отравили бояре. Что ближайшее окружение хочет его смерти, ему всюду мерещились измены. И в принципе подозрения по поводу измен не были лишены оснований. Опасаясь за свою жизнь, князья и бояре бежали за границу, получали там службу, поместья, становились врагами царю, русскому государству. Чтобы прекратить их отток, Иван заставлял одних поручаться за других, связывая круговой порукой, крестоцелованием. Но побеги продолжались. Перешел на польскую службу любимец царя, герой Казанского похода Андрей Курбский. В ответ на обвинение Ивана Грозного в измене, нарушении клятвы Курбский писал царю: «Ты называешь нас изменниками, потому что мы принуждены были от тебя поневоле крест целовать, как там есть у вас обычай, а если кто не присягнет, тот умирает горькою смертию; на это тебе мой ответ: все мудрецы согласны в том, что если кто присягнет по неволе, то не на том грех, кто крест целует, но преимущественно на том, кто принуждает…»

Однако главный предмет дискуссии, развернувшейся в письмах между Иваном Грозным и Андреем Курбским, другой — вопрос о власти. Иван продолжал более решительно политику своего отца Василия III на самодержавное управление государством. Князья-бояре хотели оставаться при власти, хотя опыт их хозяйничанья в малолетстве Ивана показал, что управленцами они были никуда не годными, поскольку тянули каждый на себя. Тем не менее Андрей Курбский как бы от имени всех бояр писал: «Если царь и почтен царством, но так как он не может получить от бога всех дарований, то должен искать доброго и полезного совета… потому что дар духа дается не по богатству внешнему и по силе царства, но по правости душевной…»