Сандро из Чегема (Книга 3)
Шрифт:
– - Да, -- сказал Джамхух, -- сейчас я вам все объясню. Три -- это священное число, и не я его придумал. Вспомните народные сказки, где всегда три дороги, три брата и многое другое. Три -- священное число и намекает нам на то, что у человека три жизни. Начальная жизнь -- это жизнь до рождения. Серединная жизнь -- это наша жизнь, в которой мы живем в этом мире. И последняя жизнь -- это жизнь, в которой мы будем жить после смерти. О начальной жизни мы знаем только то, что одни люди приходят в мир со склонностью к добру. Другие люди приходят в мир со склонностью к злу. И третьи люди -- видишь, опять три -- приходят в этот мир, немного склонные к добру, а немного склонные ко злу.
– - Да, -- сказал Объедало, -- теперь нам все ясно. Но отчего это, Джамхух, когда ты говоришь о чем-нибудь непонятном, оно сразу делается простым и понятным? И тогда становится непонятно, почему ясное теперь раньше было непонятно.
– - Это оттого, -- отвечал Джамхух, -- что я думать научился раньше, чем говорить человеческим языком. И с тех пор у меня привычка мысли облекать в слова, а не из слов лепить подобие мысли. Да, я поздно научился говорить и потому говорю яснее многих. Так кошка рождается слепой, чтобы потом видеть в темноте.
– - О, воронки моих ушей!– - воскликнул Слухач.– - Подставляйте себя всегда под сладостную струю речей Сына Оленя. И да не слетятся мухи пустословия на мед его мудрости!
И, словно торопясь опередить этих прожорливых мух, он быстро вынул из кармана глушилки и плотно ввернул их в свои уши.
Так они шли по дороге и вдруг на опушке леса увидели вот что. На ветке дикой хурмы, прячась за ее ствол, стоял человек и тянулся рукой к трем голубям, сидевшим на соседней ветке.
Один голубь был сизым, другой голубь был черным, а третий белым. Человек этот выдергивал перо из оперенья одного голубя и тут же вживлял его в оперенье второго, а перо второго в оперенье первого. Делал он это настолько ловко, что голуби, ничего не замечая, спокойно сидели на ветке, безмятежно поводя головками в разные стороны.
На глазах у изумленного Джамхуха и его друзей все три голубя стали черно-сизо-белыми.
Мало того, что человек менял перья с необыкновенной ловкостью, он это делал со вкусом, с чувством цвета и соразмерности.
И только в последний раз, когда человек вживил бывшему белому голубю черное перо, голубь что-то почувствовал и стал клювом почесывать то место, куда он вставил перо.
Человек спрыгнул с нижней ветки хурмы на землю. Тут голуби его заметили и взметнулись в небо, рябя на солнце и как бы удивляясь новому оперению друг друга.
Человек из-под руки следил за взмывающими в небо голубями.
Одно черное перо слетело и, трепыхаясь в воздухе, медленно падало на землю.
– - Видите, -- промолвил человек, обернувшись к Джамхуху и его друзьям, -- слетело как раз то перо, которое я вживлял в последний раз. Рука устала, бывают и у меня промашки.
– - Чудо, -- сказал Джамхух, -- как это ты ухитряешься незаметно для
И тут человек, вместо того чтобы, в свою очередь, подивиться чудесам Джамхуха, вдруг воскликнул:
– - Да, такого ловкача, как я, поди поищи!
– - Я, например, Джамхух -- Сын Оленя, -- сказал Джамхух, -- но ни о чем таком даже помыслить не могу.
– - Неудивительно, -- отвечал Ловкач, -- я же сказал, что второго, как я, ловкача во всей Абхазии не найдешь!
Тут воцарилось неловкое молчание. Объедало попытался прервать его.
– - С тобой говорит, -- сказал он Ловкачу, -- тот самый знаменитый Джамхух -- Сын Оленя.
– - Ас вами говорит, -- отвечал Ловкач, нисколько не смутившись, -- тот самый знаменитый Ловкач, сын Ловкача...
– - Неужели ты не слышал про знаменитого Джамхуха -- Сына Оленя?– спросил Слухач.
– - Неужели вы не слышали про знаменитого Ловкача, сына Ловкача?– ответил Ловкач вопросом на вопрос.
– - Ну, это уж слишком, -- сказал Силач и, грозно потирая руки, подступился к Ловкачу.
– - Если уж Силач потирает руки, -- заметил Скороход, обращаясь к Ловкачу, -- лучше бы ты был Скороходом, как я.
– - Стойте, друзья!– - сказал Джамхух, становясь между Силачом и Ловкачом.– - Я чувствую, что слава начинает меня портить. Это так, хотя и не совсем так. Джамхух от славы, видно, портится, но не совсем портится, потому что знает, что портится. И оттого, что я чувствую, что начинаю портиться, я перестаю портиться. Однако, перестав портиться, я перестаю следить за собой и начинаю снова портиться. К сожалению, такова жизнь. Жизнь -- это бесконечная склонность к порче, но, что особенно важно, друзья, и бесконечная склонность удерживаться от порчи.
– - Ой, что-то мудреное ты сказал, -- промолвил Ловкач и вдруг, быстро сунув руку за пазуху, поймал там блоху и протянул ее Силачу.– - На, -сказал он ему.
– - Зачем мне блоха?– - растерялся Силач.
– - Ты же, говорят, Силач, вот и убей ее.
– - Да ты никак смеешься надо мной!– - вспыхнул Силач.
– - Шутка, -- сказал Ловкач и, отщелкнув блоху, спросил у Джамхуха: -- А это правда, что скифы умеют блоху подковать?
– - Да, -- кивнул Джамхух, -- слухи о том, что скифы могут подковать блоху, подтверждались много раз очевидцами. Скифы -- удивительный народ. Они умеют подковать блоху, но лошади у них часто ходят неподкованными. Лошадей подковывать им неинтересно.
– - Слушай, Джамхух, -- сказал Ловкач, -- я пойду с тобой. Оказывается, с тобой занятно.
– - Еще бы!– - в один голос воскликнули друзья Джамхуха.
Джамхух объяснил ему цель своего путешествия и предупредил об опасностях, связанных с ним.
Ловкач охотно присоединился к друзьям Джамхуха, и они пошли дальше.
На следующий день на лесной лужайке они увидели охотника. Тот стоял с луком в руке и, задрав голову, смотрел в небо. Джамхух и его спутники тоже стали смотреть в небо, но ничего там не заметили.
– - Что ты видишь, охотник?– - спросил Джамхух.
– - Разве вы не видите, -- отвечал охотник, взглянув на Джамхуха и его спутников, -- что орел загнал на седьмое небо трех голубей? Голубей с таким необычным оперением я никогда не видел. Я их пожалел и поразил орла стрелой. Сейчас он падает и уже опустился до шестого неба.
– - Это голуби Ловкача, -- сказал Джамхух, -- и это знак Великого Весовщика, что человек может быть творцом природы, если он делает это с добрыми намерениями. Но каково зрение охотника! Я дальше первого неба ничего не вижу, а он видит, что делается на седьмом небе!