Сандро, не плачь!
Шрифт:
— Что, у тебя та же история? Ты так её ни разу и не трахнул?
— Прекрати, — поморщился Белецкий. — При чём тут это…
— При чём, при чём… — передразнил Жорка. — При всём! Если между парнем и девушкой нет секса, то такие отношения — курам на смех. Тебе не кажется, что она тебя просто динамит? Держит около себя, как на поводке, но и слишком близко подойти не даёт, соблюдает дистанцию…
— У нас с Кети всё не так, — выговорил он с трудом. — Ты просто не понимаешь…
— Ну уж куда мне, — обиделся Жорка. — А вообще, какая-то она… себе на уме. Держи ухо востро, Саня. Что-то она не внушает мне доверия, — и, налив себе очередную стопочку,
Слышать подобные речи было неприятно.
— Ты просто не знаешь Кети, — сухо отозвался Белецкий. — И вообще, закусывать надо. А с ней и нашими отношениями я сам разберусь. Без посторонних.
— Променял друга на бабу, да? — попенял ему Жорка укоризненно. — Вот увидишь, ты ещё с ней наплачешься… помяни моё слово!
Потеряв терпение, Белецкий подцепил вилкой солёный огурец и сунул Жорке прямо в зубы. Тот послушно захрустел, отвлекаясь от темы беседы, чему Белецкий был несказанно рад.
А в целом, празднование задалось. Они танцевали под магнитофон и пели под гитару, декламировали стихи (артисты же! куда без этого…), устраивали какие-то безумные игры и розыгрыши… Апофеозом веселья стало по-настоящему неожиданное явление Деда Мороза, в котором многие без труда узнали Антона Шаляпина с последнего курса. Он специально пришёл на их этаж, чтобы поздравить “малышей”-первокурсников с наступающим девяносто четвёртым годом и оставить для них мешок подарков. Впрочем, “подарками” их можно было назвать чисто символически. На самом деле, это были всего лишь шутливые новогодние предсказания, написанные на клочках бумаги. Оживлённо галдя, студенты поочерёдно запускали в мешок руки и выуживали свою “судьбу”. И, надо отметить, она была к ним всем более, чем благосклонна: обещала блестящую карьеру в театре или кино, съёмки у лучших режиссёров страны, кому-то пророчила успех аж в самом Голливуде и получение “Оскара” за лучшую роль, сулила баснословные гонорары и многомиллионные фан-клубы по всему миру. Белецкий вытащил бумажку, которая гарантировала, что он станет секс-символом российского кино, и лишь рассмеялся от этой нелепицы.
А под бой курантов все девчонки дружно писали свои заветные желания на листочках, торопливо сжигали их, высыпали пепел в бокал с шампанским и быстро выпивали. Детский сад, конечно, но всем было жутко весело.
“Интересно, что она загадала?” — подумал Белецкий, исподтишка наблюдая за Кетеван, которая, закусив нижнюю губу и то и дело убирая падающие на глаза волосы, воодушевлённо строчила что-то. Хотя тут к гадалке не ходи — наверняка что-нибудь сказочно-киношно-сентиментальное в духе “хочу выйти замуж за Аслана, жить с ним вместе долго и счастливо и умереть в один день”…
— Ура!.. Ура-а-а!!! С новым годом, с новым счастьем!.. — орали все, обнимаясь, а за окнами раздавались залпы салютов и взрывы петард.
После наступления полуночи у празднования открылось второе дыхание — с удвоенным энтузиазмом зазвучали тосты, вновь зазвенели рюмки, кто-то накладывал себе очередную порцию салатика… а кто-то уже спал лицом в тарелке. Кажется, это был Жорка. Девушки-хозяюшки, волнуясь, уговаривали гостей не объедаться и “оставить место для тортика”.
Воспользовавшись всеобщей суетой, Белецкий пробрался к Кетеван и тронул её за руку.
— Можно тебя на минутку?.. На пару слов.
Она удивлённо кивнула. Белецкий потянул её за собой из кухни. Ему нужно было найти укромный уголок, где им никто бы не помешал…
Комната,
Едва они остались наедине, вся смелость его покинула. На самом деле, он всего лишь собирался вручить ей новогодний подарок — не хотелось делать это при свидетелях. Но сейчас даже самые обычные, простые слова давались ему с трудом. В конце концов, он молча достал свой подарок и без излишних церемоний надел Кетеван на руку.
Это был изящный серебряный браслет старинной работы, доставшийся ему от бабушки с папиной стороны. С отцом после развода родителей Белецкий практически не общался, потому что тот жил с новой семьёй на другом конце страны и, видимо, не особо скучал по сыну. Бабушки же давно не было на этом свете, а вот браслет остался. “Подаришь его той, которую полюбишь всем сердцем, — сказала тогда она, заговорщически подмигнув обожаемому внуку. — Я верю, Сашенька, что ты сделаешь достойный выбор”.
— Ой… — потрясённо выговорила Кетеван, поднимая руку к лицу и поворачивая её в разные стороны, чтобы получше рассмотреть браслет. — Какая прелесть!..
— Тебе правда нравится? — обрадовался он.
— Ну конечно! — воскликнула она, сияя. — Это… просто невероятно красиво. Мне, на самом деле, даже неловко… Разве я должна принимать от тебя такие подарки? Он же, наверное, жутко дорогой и всё такое…
— Не думай об этом, — отмахнулся он. — Самое главное, что тебе он пришёлся по душе. Тебя это ни к чему не обязывает, — добавил он зачем-то, хотя, положа руку на сердце, многое отдал бы за то, чтобы заставить её почувствовать себя хоть капельку чем-то обязанной ему.
— А ведь я тоже приготовила для тебя подарок! — спохватилась Кетеван и расстегнула свою сумочку. — Целый месяц над ним корпела, между прочим — цени мою жертву, — и смущённо улыбнулась, давая понять, что шутит.
Это был шарф. Тёплый шерстяной шарф, который она связала для него своими собственными руками…
— Чтобы он всегда согревал тебя в морозы, — добавила она, искренне любуясь своим творением и уже пытаясь завязать шарф на его шее, чтобы взглянуть, как он будет смотреться.
А Белецкого вдруг будто озарило. Точнее — торкнуло. Он увидел себя и Кетеван со стороны: оставшись вдвоём в пустой комнате в новогоднюю ночь, они дарят друг другу подарки, её руки обвивают его шею… А между тем, Аслан по-прежнему существует, он никуда не делся. Это о нём она мечтает, о нём плачет, его имя шепчет перед сном и пишет на бумажке, загадывая заветное желание…
Он резко отбросил руки Кетеван, буквально оттолкнул её от себя.
— Сандро, что… что случилось? — опешила она. — Тебе не понравилось?
— Ты бы мне ещё рукавички связала, — со всей язвительностью, на которую только был способен, произнёс Белецкий. — Как младшему братику, чтобы не простужался и сопельки не текли. Как ты тогда обо мне сказала?.. Швило?.. Ну, так “швило” и есть… Ребёнок. Дитятко неразумное. Ты же именно таким меня воспринимаешь? И Аслану своему так про меня рассказываешь? — он распалялся всё больше и больше. — Или вы вообще обо мне не говорите? Хотя да, кто я такой, чтобы даже упоминать обо мне… Кто-то вроде евнуха в чужой спальне! Абсолютно безгрешный и безопасный, очень удобный "друг"… Да только вот я ни хрена не евнух, слышишь?! И ты даже представить себе не можешь, что я мечтаю сделать с тобой… и как…