Санктум
Шрифт:
– Нет! – она начала плакать сильнее, горько, как ребенок, у которого отняли самое дорогое и заветное. Она цеплялась за мои твердые руки своими хрупкими, по-человечески слабыми пальцами. – Не уходи!!!
Она не понимала, с каким количеством трудностей связано мое появление на берегу. Яркое солнце тут же раскроет мою нечеловеческую природу. Даже если бы я согласился остаться с ней, я никак не смог бы выплыть прямо сейчас на берег. Ей придется сделать это в одиночестве, хочет она этого или нет.
–
– Пожалуйста… - твердила она с упрямством обиженного ребенка, ее пальцы впились в мои запястья, беспомощно скользя по ним, и не причиняя вреда.
Я смотрел на нее, молча, до тех пор, пока ее истерика не прекратилась. Решив, что она достаточно успокоилась, потянул за собой в океан. Но она не желала идти туда, упираясь ногами. Она в самом деле была похожа на капризного ребенка, и это ее упорство разозлило бы меня, если бы не причиняло столько боли. Очень трудно отталкивать от себя ту, которую любишь, тем более тогда, когда она так отчаянно не желает отпускать тебя. Я буквально готов был взорваться от избытка эмоций. Я горел от невозможности ответить ей взаимностью.
– Белла… - взмолился я, глядя на ее искаженное лицо, на ее слезы, - ты мучаешь меня!
– Тогда не уходи, - ее голос был не громче шепота, она выглядела странно. Ее лицо побледнело, а дыхание стало обрывистым и тяжелым, как будто она собирается потерять сознание. Ее глаза смотрели на меня в такой панике, как будто весь ее мир кончается здесь и сейчас, у этой кромки воды. Как будто я не ухожу в свое скитание, а… умираю на ее глазах.
Ее боль было невыносимо видеть, и в ту секунду, как я посмотрел на нее, мои барьеры снова стали рушиться. Она разбивала их один за другим – своими слезами, искренним, но необъяснимым горем, нежеланием покидать пещеру без меня. Взглянуть в ее отчаянные глаза было ошибкой – в ту же секунду я сломался, так быстро, как будто все мои усилия были ничем. Сердце разбилось, а воля прекратила существовать. Я простонал в поражении перед ее неукротимым стремлением удержать меня. Забыв принципы, я поддался слабости.
Я быстро шагнул к ней навстречу, на время возвращая сладкий рай, о котором мечтал так долго и безнадежно.
Наши поцелуи не были ни невинными, ни нежными, когда Белла оказалась в моих руках. Я жадно поглощал ее губы своими губами, практически не контролируя себя. На несколько волшебных минут я совершенно забылся, позволяя себе обмануться, не думать о будущем, которое по-прежнему оставалось мрачным.
Я впитывал каждое ее прикосновение, как источник света, в котором отчаянно нуждался. Мое сердце билось вновь в унисон с ее сердцем, я чувствовал себя таким живым, каким никогда еще не чувствовал, даже когда был человеком.
– Я люблю тебя… - я бормотал в бреду, сквозь поцелуи, но надеялся, что Белла услышит меня, поймет, как мне трудно – невозможно трудно оторваться от нее, и все-таки необходимо это
Казалось, она услышала мои мольбы. Она больше не дрожала, но обнимала меня сильно, с желанием. Я чувствовал ее улыбку сквозь поцелуй, и это позволило мне поверить, что все будет в порядке. Она хотела помнить меня. Что ж, я готов был на это согласиться при условии, если это не помешает ей стать счастливой.
Я отстранился и убедился, что ее глаза сияют, прежде чем снова сделать шаг назад, к океанской воде, призывно манящей к спасению. Я хотел, чтобы Белла как можно скорее оказалась на берегу, среди людей, там, где ее накормят, где ей будет оказана медицинская помощь.
– Пойдем, - я благодарно сжал ей руку, когда увидел понимание на ее лице. Она не будет страдать. Ее лицо почти светилось, и я был рад, что мы выяснили все и сможем расстаться без обид.
Какая-то часть меня почувствовала горечь от того, что Белла так легко согласилась… Это было неправильно, когда она пыталась удерживать меня. Но в то же время невероятно приятно чувствовать, что я был ей так сильно нужен, даже если это недолговечное явление. И боль от того, что она уступила моим мольбам, поразила с неожиданной остротой. Я сам себе противоречил. Мне было больно отталкивать ее, но ее спокойствие неожиданным образом тоже принесло страдание.
Мы погрузились до шеи, и прежде, чем вставить в рот Беллы загубник, я не удержался от последнего искушения. Я очень нежно и осторожно, и в то же время отчаянно, снова поцеловал ее горячие, мягкие губы.
Мы плыли очень медленно и осторожно. Трудно было определить, в каком состоянии находится Белла, но, кажется, она больше не паниковала. Я сумел ее успокоить.
Она позволила мне вести ее, полностью доверяясь – до такой степени, что даже перестала шевелить ногами. Наши взгляды были прикованы друг к другу неотрывно, как если бы и правда мы оба были магнитами, идеально подходящими друг к другу. Какая приятная иллюзия… Я позволил себе помечтать в этом ключе, зная, как больно будет завтра…
Наши руки соединились, а пальцы сами собой переплелись. Неспешно преодолевая сопротивление воды, я толкал Беллу к спасению. Это было похоже на чувственный, медленный танец в воде… И я не хотел, чтобы он когда-нибудь заканчивался. Но неизбежно наше путешествие подходило к своему завершению.
А затем случилось то, что я должен был предвидеть, но не смог. Ну, конечно, у Беллы в баллоне закончился кислород. Я должен был предположить, что, если уж судьба решила отнять жизнь Беллы в этой пещере, то сделает для этого все возможное.