Санктум
Шрифт:
Очередной замечательный эпиграф к главе от <a class="link" href="#" rel="nofollow" style="text-decoration: none; color: rgb(204, 204, 204);" target="_blank">tess79</a>
Уйти нельзя остаться,
Тут нет двойных решений.
Давно уж запятая
Стоит где дОлжно, без сомнений.
Пусть горько, очень сложно,
Быть вместе невозможно,
А значит, все как надо.
Но сердце, как живое,
И словно кровоточит...
И разъедает мыслью:
Она ведь тоже хочет...
Белла спала, утомленная после тяжелого испытания. По крайней мере, я убедился, что она жива и в относительном порядке, когда медсестра зашла в ее палату взглянуть на нее. Она отметила румянец, играющий на щеках девушки, и поправила одеяло, прежде чем уйти, забрав с собой поднос с остатками ужина. В мыслях медсестры не было чрезмерного беспокойства о здоровье Беллы, лишь сочувствие к тому, через что девушке пришлось пройти, и восхищение от того, что она спаслась.
Мне пришлось изрядно помучиться ожиданием, прежде чем я смог сделать то, что хотел. Так как никто в больнице даже не думал о Белле, я дождался ночи, чтобы забраться в палату и лично просмотреть карту девушки. Я должен был убедиться своими глазами, что ничем не навредил ей.
Было прохладно, работал кондиционер. Но даже это не могло выветрить сладкий аромат Беллы, который я вдыхал с огромным обожанием, потому что бегущая в ее венах кровь означала, что она жива. Теперь, после того, что между нами случилось в пещере, я больше не испытывал таких мук жажды, как прежде. Бороться с этой стороной моей натуры стало значительно легче – до такой степени, что боль в горле казалась не пыткой, а почти наслаждением. Я с удивлением отметил в себе эту перемену.
Более того, ее запах, ее близость вызвали страстное желание прикоснуться к ней снова, почувствовать ее гладкую и горячую кожу под своими пальцами… взять ее за руку и немного подержать… Увидеть близко ее красивые шоколадные глаза, понимающие и заинтересованные… Другая жажда росла во мне с непреодолимой силой: я хотел быть с Беллой гораздо сильнее, чем готов был себе в этом признаться.
Это звучало неправильно. Я не должен был думать так. Я не мог хотеть быть с Беллой. Но я хотел быиметь право быть с ней. И невозможность этого причиняла теперь гораздо больше боли, чем раньше. Потому что теперь я знал, что способен на это. Потому что теперь я знал, что тоже нравлюсь ей…
В палате спали еще три человека. И это был огромный риск для меня, вот так забираться сюда. Но все же я, вопреки благоразумию, прошел вперед, оставив окно приоткрытым, чтобы быстро улизнуть в случае опасности, тихо взял карту девушки и открыл ее.
Мне пришлось опуститься на стул, когда я прочитал результаты и увидел снимки. Мне стало плохо.
Два перелома без смещения, и это Белла не упала и не сломала себе что-то сама. Это сделал с ней я, собственными ненавистными руками. Первое – когда поймал ее падающую в бурлящий поток. Как это Белла не сказала мне о боли в ребре? Она должна была почувствовать, что я не просто поставил ей синяк, что это было кое-что другое! Она молча терпела мучение, ни разу даже не поморщившись, хотя ей определенно было больно! Что это? Чрезмерная храбрость? Или нелогичная скромность? Я пришел к выводу, что первое – в конце концов, она часто получала травмы, и была натренирована терпеть.
И второе – когда во время занятия любовью я сдавил ее хрупкую ногу своими пальцами. Как она смогла после этого стоять на ногах и снова промолчать о боли? И, главное, зачем? Я вспомнил, как она прихрамывала на обе ноги, но не мог найти причину, по которой Белла скрыла от меня две такие существенные травмы, нанесенные моими руками. Она не могла их не почувствовать!
Я сморщился, ненавидя себя так сильно, что почти готов был попробовать убить себя. Если бы я только мог… Если тогда Белла была бы в безопасности…
В ярости я захлопнул карту и убрал ее на место. Я не хотел больше ни минуты смотреть на подтверждение своей бесчеловечности. Сгорая от стыда и муки, что все-таки оказался тем чудовищем, которым себя всегда считал, я опустил голову в ладони, почти вырывая собственные волосы. Мне было не место рядом с Беллой, ни все эти четырнадцать лет, ни сейчас, ни в будущем. Как я мог позволить себе эту кошмарную слабость в пещере и поддаться искушению? Я никогда, никогда не перестану ненавидеть себя за это.
Крыша больницы больше не была бы для меня спасением. Я все еще мог слышать мысли дежурной медсестры. Если бы она подумала о Белле и ее переломах, это погрузило бы меня в еще большую депрессию. Я должен был уйти отсюда, несмотря на то, как больно мне было покидать Беллу даже на несколько минут. Но я не чувствовал, что заслужил право сейчас находиться рядом. Тем более в ангеле-хранителе она в ближайшее время не нуждалась.
Я провел одну из самых трудных ночей в своей жизни, собирая вещи в свою небольшую сумку для путешествий. Белла наверняка предпочтет больницу Сиэтла этой маленькой клинике на островке, где подавляющее большинство специалистов даже не могут связно объясняться на английском языке.
Я оказался прав, когда прибыл в аэропорт к самому раннему рейсу. Аромат Беллы путеводной ниточкой шел от остановки такси прямо в здание аэропорта. Майк Ньютон был с нею, видимо, выполняя обязанности помощника, охранника и друга одновременно. Укол ревности, как всегда, обжег мое сердце, но я быстро подавил его. Мне пришлось себе напомнить, насколько я не имею права думать в подобном ключе. Майк Ньютон никогда не был тем, кто причинял Белле боль физически, даже несмотря на то, что он частенько бывал с ней нетерпеливым и грубоватым, раньше.