Сансет Парк
Шрифт:
Два — лишь эта цифра чего-то стоит. Один противостоит реальности, скорее всего, но все остальные — сплошная фантазия, карандашные линии на чистой белой бумаге.
В воскресенье, четвертого января, она едет в гости к своей сестре, и одного за другим она берет на руки голенькие тела своих близнецов-племянников Никласа и Бруно. Какие мужественные имена для таких крохотулек, думает она, лишь два месяца от роду, и все еще впереди у них в этом мире, расползающемся по швам; и, пока она держит их обоих в своих руках, она поражена мягкостью их кожи, гладкостью их тел, когда прижимается к ним шеей и щеками и чувствует младенческую плоть ладонями и обнаженными предплечьями; и вновь она вспоминает фразу, повторяющуюся в ее голове с того момента, как пришла к ней в голову прошлым месяцем: странность живого бытия. Только подумай, говорит она своей сестре, Ларри вставляет в тебя свой член какой-то ночью, и девять месяцев спустя появляются эти два маленьких человечика. Какой тут смысл, а? Ее сестра смеется. Таковы правила, дорогая, говорит она. Несколько минут удовольствия, и тяжелая работа после этого до конца жизни. Затем, после короткой паузы, она смотрит на Эллен и говорит: Вообще-то да, нет никакого смысла, никакого смысла вообще.
Возвращаясь домой в метро тем же вечером,
Человеческое тело не может существовать без другого человеческого тела.
Человеческому телу необходимо, чтобы кто-то его касался — не только маленькие человеческие тела, но и большие человеческие тела.
У человеческого тела есть кожа.
АЛИС БЕРГСТРОМ
Каждые понедельник, среду и четверг она едет на метро в Манхэттен на ее работу в ПЕН-центр по адресу дом 588 на Бродвее, чуть южнее Хьюстон Стрит. Она начала работать здесь прошлым летом, оставив свой пост в Куинс Колледж, потому что та работа требовала от нее слишком много часов и не оставалось времени на диссертацию. Английский язык для отстающих и для первокурсников, всего два класса, но пятьдесят студентов, пишущих одну работу в неделю, и затем три обязательные личные конференции с каждым студентом в каждый семестр, всего сто пятьдесят конференций, семьсот бумаг для прочтения, исправления и оценки, подготовка к уроку, рисовать листы для чтения, изобретать интересные задания, удерживать внимание студентов, хорошо одеваться, долгий путь в район Флашинга и назад, и все это за оскорбительно низкую зарплату без бенефитов, зарплата меньше положенной государством (она однажды подсчитала, сколько она получала в час), что означало — зарплата, которую она получала за работу, которая мешала ей основной работе, была меньше той, чем она могла получать, работая на мойке автомобилей или переворачивая хэмбургеры. ПЕН тоже платит недостаточно, но она отдает им только пятнадцать часов в неделю, и ее диссертация вновь продвигается, и она верит в работу этой организации, единственная группа защитников прав человека в мире, посвятивших себя исключительно защите писателей — писателей, посаженных за решетку несправедливыми правительствами, писателей, проживающих под постоянной угрозой смерти, писателей, запрещенных к печатанию, преследуемых писателей. ПЕН. Писатели и издатели, эссеисты и редакторы, романисты. Они могут платить ей лишь двенадцать тысяч семьсот долларов в год за ее работу не на полную ставку, но когда она она входит в здание № 588 на Бродвее и поднимается в лифте на третий этаж, по крайней мере, она знает, что не тратит свое время впустую.
Когда ей было десять лет, появилась фатва против Салмана Рушди. Она уже тогда была активным читателем, девочкой из страны книг, только что погрузившейся в восьмую книгу об Анне из Зеленых Мезонинов, мечтающая когда-нибудь сама стать писательницей; и тогда появились новости о человеке из Англии, опубликовавшем книгу, которая разозлила многих людей в разных концах мира, и что бородатый лидер одной из стран выступил и объявил, что этот человек в Англии должен быть убит за все написанное им. Это было непостижимо для нее. Книги не были опасными, сказала она себе, они приносили лишь удовольствие и счастье людям, читающим их, они оживляли людей и делали их более дружественными, и если бородатый лидер той страны на другом конце мира был против, написанной англичанином, книги, то все, что он должен был сделать — это перестать ее читать, отложить ее куда-нибудь в сторону и позабыть о ней. Угрожать убийством за написание романа, выдуманной истории в выдуманном мире, было самой глупой вещью, о которой она когда-либо слышала. Слова были безвредны, не приносили никому боли, и пусть какие-то слова были обидными кому-то, слова не были ножами или пулями, они были просто черными пометками на кусках бумаги, и они не могли убить или что-то повредить. Так она думала о фатве в свои десять лет, ее наивный, но серьезный, ответ абсурдности совершившегося беззакония, и ее гнев был очень эмоциональным, потому что был связан со страхом — впервые в ее жизни она встретилась с отвратительностью грубой, бессмысленной ненависти, впервые ее юные глаза увидели темную сторону мира. Дело с фатвой продолжалось, конечно, много лет до его прощения на День Святого Валентина в 1989 году, и она росла вместе с историей Салмана Рушди — взрывы в книжных магазинах, удар ножом в сердце переводчика на японский язык, пули в спине норвежского издателя — эта история оставалась внутри нее на все время ее перехода из детства в молодость; и чем старше она становилась, тем больше понимала опасности мира, угрозу, которую могли принести слова, и в странах, правящих тиранами и военными, каждый писатель, осмелившийся выражать себя свободно, рисковал многим.
Программу ПЕН’а Свобода Писательству возглавляет человек по имени Пол Фаулер, поэт — в свободное время, активист в защиту человеческих прав — по профессии; и когда он предложил Алис ее работу прошлым летом, он сказал ей, что вся работа заключается в одном: шуметь, шуметь так громко, как получится. Работающий на полную ставку Пол, Линда Николсон, у которой такой же день рождения, что и у Алис, их троица и составляет самый маленький отдел, посвященный производству шума. Почти половина их работы посвящена международным проблемам: кампания реформирования Артикла 301 уголовного законодательства Турции, например, оскорбительный закон, угрожающий жизням и безопасности писателей и журналистов за критические записи об их стране; попытки освобождения писателей, находящихся в тюрьмах во многих частях мира — бирманские писатели, китайские писатели, кубинские писатели — многие из них страдают тяжелыми болезнями, вызванными суровым обхождением с ними; и, нагнетая напряжение на различные правительства, ответственные за эти нарушения международного права, рассказывая об этих историях в мировой прессе, обращаясь с петициями, подписанными сотнями известных писателей и поэтов, ПЕН часто добивается того, что пристыженное то или иное правительство отпускает узников на волю, не так часто, как хотелось бы, но достаточно часто, чтобы видеть — эти методы работают, что надо пробовать и пробовать, а во многих случаях — на это уходит много лет. Другая половина их работы посвящена местным проблемам: запреты на книги школами и библиотеками, например, или Кампания за Настоящую Свободу,
Сегодня — первый понедельник нового года, пятое января, и она только что приехала в Манхэттен на свою пятичасовую работу в ПЕН-центр. Она будет здесь с девяти часов утра до двух часов дня, а потом вернется в Сансет Парк и проведет несколько часов в работе над своей диссертацией, заставляя себя работать до шести-тридцати, пытаясь добавить один-два параграфа к Лучшим Годам Нашей Жизни. Шесть-тридцать — время, когда она и Майлс встречаются на кухне, чтобы приготовить ужин. Они впервые будут вместе готовить еду после того, как Пилар вернулась во Флориду, и ей это нравится, ей нравится быть вместе с сеньором Хеллером какое-то время — сеньор Хеллер оказался действительно интересным, как его рекламировал Бинг — и ей нравится быть рядом с ним, говорить с ним, видеть, как он двигается. Она не влюблена в него так, как бедняжка Эллен, не потеряла свою голову и не начала насылать проклятий на голову невинной Пилар Санчез за кражу сердца, но мягкий голос, угрюмость, непроницаемость Майлса Хеллера размягчили и ее сердце, и ей трудно вспомнить, как было в доме до его вселения. Четвертую ночь подряд Джэйка не будет здесь, и ей неприятно, что она рада этому.
Она все еще размышляет о Джэйке, выходя из лифта на третий этаж, спрашивая себя: наступил ли тот самый момент прощального шоу или она должна отложить этот момент, подождать, пока четыре фунта потерянного веса в декабре превратятся в восемь фунтов, двенадцать фунтов, сколько бы там ни потребовалось фунтов, чтобы она перестала обращать на них внимание. Пол уже сидит за своим столом, разговаривай с кем-то по телефону, и он приветственно машет ей рукой из-за другой стороны стекла, разделяющей его офис от комнаты, в которой находится ее стол, ее небольшой, захламленный стол, где она садится и включает свой компьютер. Линда появляется позже, через несколько минут, с красными щеками от холодного утреннего воздуха, и прежде, чем она снимет свое пальто и примется за работу, она подходит к Алис, целует ее в левую щеку и желает ей счастливого Нового года.
Со стороны офиса Пола доносится рычащий вздох, звук неожиданности ли, разочарования ли, горечи ли — точно не ясно. От Пола часто доносятся неопределенные звуки после того, как он вешает телефон, и как только Алис и Линда поворачиваются посмотреть в стекло офиса, Пол, уже встав, направляется к ним. У него — новости. Тридцать первого декабря китайские власти позволили Лю Сяобо встретиться с женой.
Это — их самый последний процесс, самый тяжелый процесс на сегодняшней повестке дня, и с тех пор, как Лю Сяобо был задержан в начале декабря, они мало что могли сделать. Пол и Линда, они оба пессимистичны о нынешнем его положении, оба уверены в том, что пекинская полиция будет держать Лю пока не найдется достаточно свидетельств против него, чтобы состоялся формальный арест на основании подстрекательства к свержению законного правительства, на основании чего он может попасть в тюрьму на пятнадцать лет. Его преступление: соавторство документа, называемого Хартия 08, декларации, призывающей к политическим реформам, к расширению человеческих прав и прекращению однопартийного правления в Китае.
Лю Сяобо начинал, как литературный критик и профессор в Пекинском университете, довольно важная фигура, чтобы получать приглашения многих иностранных учреждений, таких как университета Осло и Колумбийского университета в Нью Йорке, тот самый Колумбийский университет Алис, в котором она будет защищать ее докторат; активизм Лю проявился еще в 1989 году, в году стольких событий, в году, когда пала берлинская Стена, в году фатвы, в году площади Тяньанмень, и именно тогда, весной 1989 года Лю ушел из Колумбийского университета и вернулся в Пекин, где устроил голодовку на площади Тяньанмень в поддержку студентов и правовых мирных методов протеста, чтобы предотвратить возможное будущее кровопролитие. За это он провел два года в тюрьме, и потом, в 1996 году, был осужден на три года перевоспитания работой за выражение мнения, что китайское правительство должно начать открытую дискуссию с Далай-Ламой о Тибете. Последовало еще больше наказаний, и с тех пор он жил под постоянным наблюдением полиции. Его последний арест случился 8 декабря 2008 года, случайно или намеренно, за один день до шестидесятой годовщины подписания Всемирной Декларации Человеческих Прав. Его содержали в неизвестном месте, без адвоката, без возможности писать или связаться с кем-нибудь. Означало ли разрешение на новогоднюю встречу с женой какие-либо перемены, или это был просто акт жалости, не намекающий ни на какой исход дела?
Алис проводит утро и часть дня, рассылая электронные письма от ПЕН-центра во все части мира, в поисках желающих поддержать массированный протест, который затевает Пол в защиту Лю. Она работает с какой-то яростной одержимостью, зная, что такие люди, как Лю Сяобо — краеугольный камень человечества, что у немногих мужчин и женщин найдется достаточно мужества, чтобы не побояться и рискнуть своей жизнью для других, и рядом с ним мы все — ничто, людишки, бредущие в своих цепях слабостей, безразличия и скучного конформизма, и когда такой человек готовится стать жертвой за свою веру в других, другие люди должны сделать все в своих силах, чтобы спасти его; во время работы Алис переполняется гневом, но к этому чувству присоединяется нечто вроде отчаяния, потому что она ощущает безнадежность их будущих усилий, и что никакое количество негодования не изменит планов китайских руководителей, и даже если ПЕН сможет пробудить миллионы людей, чтобы они забили в свои барабаны по всей земле, не так уж много шансов, что эти барабаны будут услышаны.