Сатисфакция

Уленгов Юрий

— Уходи! — простонал Корф, снова появившийся на оперативном канале. — Я по камерам все вижу… Уходи, Вовка, он тебя убьет!

— Плохо слышу, штаб. Повторите, пожалуйста. — Я с усмешкой вытащил из уха капельку гарнитуры. — Впрочем, можете и не повторять.

Шмидт уже сто раз мог напасть, но почему-то продолжал стоять в нескольких метрах от меня неподвижной глыбой. И только когда я избавился от связи, чуть склонил голову и снова выстрелил из руки пламенем. Только на этот раз не плетью, а клинком. Огромная сияющая Сабля с гудением описала в воздухе полукруг и замерла. Великан подражал движениям фехтовальщика не слишком-то ловко, и все

же я понял: меня вызвали.

Поединок. Без посторонних, без оружия, без чужой помощи, без свидетелей, хитрых финтов или нелепых попыток удрать. Дар против Дара, и пусть победит…

Сильнейший? Такой вариант меня определенно не устраивал — даже с учетом моих ударных темпов роста, и резерва, и потенциальной мощности у Шмидта было хорошо если не вдвое больше. Конструкты превратили его тело в ходячий аккумулятор энергии, и скоротечная схватка исчерпала ее запас едва ли на четверть. У меня тоже еще имелся и порох в пороховницах, и вполне осязаемое желание свернуть шею этой стероидной горилле, но…

Впрочем, какая разница? Выбора все равно нет — у нас обоих.

Я щелкнул «фастексами», сбрасывая бесполезный уже бронежилет с подсумками и снаряжением, на всякий случай отступил на шаг и тоже вытянул руку, призывая клинок. Не обычную Саблю — невидимый клинок легче воздуха и тоньше человеческого волоса — а усиленный вариант. Пусть не такой громоздкий и могучий, как у моего противника — но тоже сияющий жарким пламенем.

Шмидт усмехнулся… кажется. Его белое, будто высеченное из мрамора лицо уже давно разучилось изображать хоть какие-то эмоции. Я так и не увидел на нем ни страха, ни злости, ни даже удовольствия, которое альбинос наверняка испытывал, предвкушая хорошую схватку.

Только суровую сосредоточенность, на миг мелькнувшую в алых глазах.

На этот раз он ударил первым — видимо, обороняться ему все-таки надоело. Я скользнул в сторону и пригнулся, пропуская над собой сердито гудящий огонь, и тут же сократил дистанцию. Вряд ли кто-то из нас двоих хоть когда-то учился фехтованию, зато одна рука Шмидта была размером чуть ли не со все мое тело, а рожденное мощью Дара оружие оказалось в длину метра два, не меньше. И все, что мне оставалось — ломиться в ближний бой.

Выпад, комбинация, и уход — обратно вниз по ступенькам. Отступая я каждый раз рисковал получить огненным клинком, а приближаясь — попасть под огромный кулак свободной руки, которым Шмидт орудовал хоть и неторопливо, зато с тяжеловесной и недоброй убедительностью. Попав под эту колотушку, я не спешил повторять ошибку — и заодно пытался понять, сколько ребер мне сломал чертов альбинос.

И все же я продержался уже почти целую минуту — и теперь схватка шла почти на равных. Шмидт без труда уделывал меня силой, размерами оружия и поистине монструозным объемом резерва, зато на моей стороне была скорость. Конструкты накачали тело таким количеством адреналина и энергии, что само время замедлялось, превращая альбиноса в огромную и почти неподвижную мишень. На один взмах его Сабли я успевал сделать три, и почти каждый попадал в цель. Во все стороны летели искры и ошметки горелой ткани, однако бронированная Даром плоть еще держалась.

Шмидт был чудовищно силен. И его нечеловеческая мощь имела лишь немного общего с той, что Одаренные высших рангов взращивают годами, а то и десятилетиями. В новом теле я и сам одолел этот путь куда быстрее обычного аристократа, но все же шел проторенной дорогой. А напичканный Конструктами гигант-альбинос просто

скакнул через дюжину ступенек, превратившись из слабенького боевика в заряженную дармовой энергией ходячую крепость.

И это в конце концов его и погубило. В нашу первую встречу запредельная сила, помноженная на эффект неожиданности, сделала свое дело, но сегодня я был… Нет, конечно же, не готов ко встрече с противником уровня «двойки» или «единицы» — зато раскусил его тактику боя. Шмидт приобрел свои способности буквально в одночасье и во всем полагался на почти безграничный резерв, за которым скрывался тот, кем он был раньше — маленький и неуклюжий человечек с совсем не выдающимся Даром.

Это альбинос и пытался компенсировать, превратив свое тело в гору плоти, раздув синапсы и накачав их энергией под завязку. Кожа, не уступающая по крепости танковой броне, полыхающий двухметровый меч, который кромсал мрамор, как бумагу — все это высасывало резерв с изрядной скоростью, а Шмидт, похоже, уже успел уверовать, что эти силы безграничны.

Однако я уже замечал признаки скорого окончания «топлива». Движения огромной фигуры еще больше замедлились, пряди белоснежных волос слиплись от пота, а под горящими мощью Дара глазами проступили синяки. И даже сияние огромного клинка с каждым мгновением становилось все тусклее, пока от огня не остались лишь жалкие искорки.

И тогда я атаковал — на этот раз в полную силу. Остановил гигантское оружие Шмидта голой рукой, а свое отвел назад для удара — и уколол, вложив в движение все, что у меня еще оставалось. Сабля вспыхнула белым пламенем и, наконец, пронзила до этого неуязвимую плоть. Вошла в широкую грудь так, что моя рука с влажным хрустом ткнулась во что-то липкое.

— Ты… — едва слышно прохрипел Шмидт, вытаращившись. — Ты…

— Я, — усмехнулся я.

И, вывернувшись, одним движением распорол ставшее вдруг хрупким и беззащитным тело от груди до плеча наискосок, едва не срезав уродливую белесую голову. Шмидт еще несколько мгновений стоял, будто никак не мог поверить, что проиграл какому-то там клопу.

И только потом грузно завалился набок, дергаясь и заливая мрамор Иорданской лестницы кровью. Не алой, как у обычного человека, а темной, почти черной — и густой, как разогретая смола.

Чудовище даже в смерти осталось чудовищем, но навредить мне уже не могло. Поединок закончился. Огненная Сабля в моих руках потухла, сожрав последние крохи резерва — сил не осталось совсем. Где-то внизу гремели выстрелы и сердито выли и лязгали атакующие элементы, но я даже не подумал вернуться, чтобы помочь штурмующим Зимний гардемаринам. И все, что сейчас удерживало меня на ногах и заставляло двигаться и дышать — одно-единственное желание: сделать всего несколько шагов.

И проверить, живы ли мои друзья.

Глава 31

— Острый, прием. Наблюдаю объект. Удаление — десять километров. У тебя — примерно через семь минут.

— Принял, — пробормотал я в рацию.

И подтянул к себе винтовку. Откинул колпачок на прицеле, приложился… Собственно, можно было этого и не делать: за те два часа, что я лежал под маскировочной накидкой на опушке леса, я уже сто раз измерил дистанцию и внес все нужные поправки. Можно сказать, «пристрелял» нужный квадрат — правда, пока и только в теории. Вряд ли хоть кто-то на дороге смог бы засечь мою позицию, тем более из машины, но шуметь и вонять на всю округу оружейным порохом не хотелось.