Савмак. Пенталогия
Шрифт:
Как и все последние годы, Формион предложил в каждую коллегию ровно столько своих приспешников, сколько в ней имелось мест. Что до их противников, объединившихся вокруг Гераклида, то они выдвинули на должности стольких, сколько смогли уговорить: смельчаков, желающих бросить вызов клике Формиона и стоящим за ними скифам, было не так-то и много.
Голосование происходило следующим образом. В охраняемом с двух сторон длинном широком проходе с агоры на главный двор теменоса шестеро агораномов устанавливали в ряд широкогорлые амфоры, на каждой из которых крупными буквами было начертано мелом имя избирающегося в данную коллегию кандидата. Каждый избиратель, подходя к пропилону, получал от одного из агораномов черепок и по пути в перистиль бросал его в урну того, кому решил отдать свой голос. Шестеро номофилаков, а
По окончании процедуры агораномы забирали амфоры с черепками и высыпали их содержимое на алтарь в центре агоры, быстро заполнявшейся опять народом через все открытые стражей проходы. Часто не все ещё успевали вернуться на площадь, а симнамоны поставленными звучными голосами уже объявляли имена победителей. Обычно для этого достаточно было прикинуть величину высыпанных кучек на глазок - у лидеров они значительно превышали величиной остальные. И лишь когда количество черепков в кучках кандидатов, находящихся на грани попадания или непопадания в коллегию было примерно одинаково, их приходилось считать. Но и это не занимало много времени, так как львиная доля черепков оказывалась в урнах четырёх-пяти самых популярных кандидатов, а чем дальше к концу списка, тем меньшими были кучки.
Так, например, произошло в этот раз с Невмением, избиравшимся в стратеги по совету Минния, полагавшего, что в наступившем году придётся-таки воевать со скифами, и у стратегов появится хорошая возможность прославиться и обогатиться. Если число черепков в урнах первых четырёх претендентов (двое из них оказались из лагеря Формиона, в том числе его брат Стратон, двое других объявили себя единомышленниками Гераклида) не вызывало сомнений, то черепки из амфор Невмения и приверженца Формиона Делия пришлось считать. За 52-летнего торговца двуногим и четыреногим скотом Делия, сына Аполла, было подано на восемь голосов больше: херсонеситы посчитали, что рано ещё 30-летнему сыну Гераклида руководить войском. Для Невмения, мысленно видевшего себя новым Мильтиадом, железным строем херсонесской фаланги обращающим в бегство нестройные толпы конных варваров, это стало болезненным ударом по самолюбию, тем более чувствительным и неприятным, что покровительствуемый им Минний, как раз перед его провалом с огромным перевесом над всеми соперниками прошёл в номофилаки.
Последними, уже на исходе короткого предзимнего дня, народ избрал 33-х членов полисного Совета. Закон дозволял избираться в Буле неограниченное число раз, поэтому некоторые из тех, кто не прошёл в демиурги, попытали счастья здесь. Но для Невмения и эта дорожка во власть была закрыта, поскольку эйсимнеты должны соответствовать двум обязательным условиям: должны быть старше 50-ти лет и иметь опыт управления государственным кораблём в коллегиях. Поэтому в Буле из года в год избирались по большей части седобородые старцы из почтенных семей, уступившие беспокойные места в коллегиях своим возмужавшим сыновьям, Невмению же и таким как он неудачникам ничего не оставалось, как попытаться попасть в демиурги через год.
По итогам же этой экклесии Стратон, как уже было сказано, заменил старшего брата в коллегии пяти стратегов. Сам Формион перебрался в коллегию Семи. Младший из братьев, Апемант, собиравшийся в архонты, по просьбе Формиона избрался ради противодействия Миннию в коллегию номофилаков.
Что до их противников, то Гераклид, отбыв годичный срок архонтом, на сей раз избрался одним из пяти ситонов, рассудив, что в случае войны со скифами, эта должность приобретёт очень важное для народа значение. Артемидор занял место Гераклида в коллегии архонтов. Саннион, как обычно, переместился из коллегии Девяти в коллегию Семи (между этими двумя ответственными за полисную казну коллегиями он перемещался из года в год). Сын Санниона Мегакл, как
Ровесник и товарищ по эфебии Гераклида, Формиона, Артемидора, Матрия Дамасикл, вновь избранный в Буле, став на днях родичем Гераклида, не изменил, тем не менее, своей нейтральной позиции, как и в прежние годы, делая всё от него зависящее для примирения враждующих лагерей. За это его и назначали все последние годы с согласия Формиона и Гераклида главным логографом Совета.
Вообще же, сторонники Гераклида получили на этих выборах мест в коллегиях лишь немногим меньше, чем приверженцы Формиона, чего уже давненько не случалось, и это можно было считать большим и несомненным успехом, который омрачала лишь досадная неудача Невмения.
Под конец собрания, уже при свете факелов, народ узнал имя жреца-басилея на этот год: Полидокс, сын Батта, в обычной жизни - владелец корабельной верфи. Новоизбранные иереи, демиурги и эйсимнеты, встав плечом к плечу на ступенях алтаря лицом к народу, дружным слаженным хором повторили за новым басилеем клятву верности родному полису, которую со школьных лет все знали наизусть. После этого Полидокс от имени всех граждан поблагодарил Зевса и всех богов Херсонеса за удачный день, а всех присутствующих за то, что честно исполнили свой долг перед полисом, и распустил собрание.
Радостные победители разбрелись, кто по домам, кто по харчевням, отмечать с роднёй, друзьями и соседями свой успех, чтобы собравшись завтра утром в перистиле, начать по традиции своё годовое служение с благодарственных молитв и благочестивых приношений богам.
В праздничной пирушке в доме Гераклида на сей раз участвовали одни старики. Невмений, Мегакл и Минний заранее договорились с хозяином харчевни "Под крылом Гермеса" (местные остряки чаще называли её "На конце у Гермеса", против чего её хозяин Кефал нисколько не возражал), что будут праздновать свою победу у него. Увы, но Миннию и Мегаклу пришлось праздновать и расплачиваться с Кефалом без Невмения: тот, даже не дождавшись конца экклесии, отправился в расстроенных чувствах заглушать неудачу вином и продажными ласками шлюх в одном из диктерионов. С ним увязался и Агасикл, которому успели наскучить незрелые полудетские прелести его жены. Каллиад, наоборот, едва новый басилей закрыл экклесию, поспешил домой, чтобы провести всю долгую ночь в изобретении всё новых соблазнительных поз для своих забав с Агафоклеей и Бионой.
В числе полусотни с лишним горожан, набившихся в этот вечер вместе с Мегаклом и Миннием в заведение Кефала, как кефаль в рыбозасолочную ванну, были, разумеется, все его добровольные телохранители во главе с Дельфом, а также старик Евклид (после того как "воскресший" Минний не стал отбивать у Дельфа красавицу Поликасту, чего так опасался поначалу Евклид, его отношение к Миннию существенно переменилось к лучшему, а теперь, когда Минний с первого же раза столь триумфально был избран номофилаком, старый гончар проникся к нему граничащим с подобострастием уважением) и многие его соседи по Керамику, а также приехавший на выборы из своей усадьбы клерух Мемнон с сыном Парфеноклом, рыбак Лагорин с сыном Агелом, тесть Дельфа, Мемнона и Агела Гиппократ, сборщик въездного мыта Полихарм. В расположенной через дорогу харчевне "У Навархиды" (местная молодёжь и приезжие моряки предпочитали чуть расширенную версию названия: "В заду у Навархиды") шумно праздновали победу своих кандидатов сторонники Формиона. Однако теперь, когда выборы остались позади, оба лагеря были настроены друг к другу вполне благодушно: некоторые даже ухитрились поздравить победителей, клятвенно уверяя, что голосовали именно за них, и сравнить у кого лучше вино, и там, и там.
В разгар попойки, после очередной хвалебной речи в честь Минния и Мегакла, кто-то затянул популярную застольную песню, тотчас подхваченную десятками пьяных голосов.
Что же сухо в чаше дно?
Наливай мне, мальчик резвый,
Только пьяное вино
Раствори водою трезвой.
Мы не скифы, не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно:
Нет, за чашей я пою
Иль беседую невинно*.
(Примечание. Стих. Анакреонта в изложении А.С. Пушкина.)