Савмак. Пенталогия
Шрифт:
Сияя ласковой улыбкой, Нимфодор с поклоном пригласил царевну проследовать в покои царевича. Обхватив одной рукой за талию Элевсину, а другой её рабыню, Делиад повлёк их вслед за величаво-медленно шествовавшим впереди дворецким на лестницу, не упустив случая незаметно огладить ладонью поверх хитона стройное бедро и упругую ягодицу молчаливой рабыни.
Обычно Элевсина ходила в Новый дворец пешком, но сегодня из-за покрывшего ночью землю снега и морозной, ветреной погоды Герея настояла, чтобы дочь отправилась туда в носилках. Оставив пустые носилки в углу двора, рабы во главе с Хоретом вернулись в Старый дворец: домой царевну по окончания занятий принесут рабы
Проводив всё подмечающим взглядом Делиада и обеих девушек, Ламах толкнул скреплённую тремя медными полосами красную дубовую дверь и вошёл в расположенную напротив лестничной башни караулку. Это была довольно большая, тянущаяся вглубь от входной двери прямоугольная комната, освещённая четырьмя висящими на вбитых в серые оштукатуренные стены крюках медными лампадами. Вдоль длинных стен тянулись на высоте колена сплошные деревянные настилы, с прикрытыми рогожами тюфяками, на которых могло вместиться впритык друг к другу до полусотни воинов. В центре комнаты, между помостами, стояла большая железная жаровня, наполнявшая караулку теплом и чадом. Посредине дальней стены темнела дверь в комнату начальника караула.
Увидя, что его десяток сейчас отдыхает (караулившие у входных ворот, на стенах цитадели и у входа в царские покои стражи сменялись в связи с холодами через каждые два часа, отмеряемые стоявшей в караулке клепсидрой), Ламах прислонил к стене щит и копьё и, отказавшись присоединиться к метавшим кости игрокам, сняв шлем, растянулся на свободном тюфяке рядом с Ктистом.
Минут через пять в караулку зашёл Делиад. Глянув на притихших при его появлении воинов, потом на стоящую на высоком, грубо сколоченном столе в ближнем правом углу, рядом деревянной бадьёй с водой, клепсидру (воды в её верхней чаше оставалось чуть больше половины), он направился в свою комнату, позвав с собой Ктиста и Ламаха.
По сравнению с общей комнатой, комнатка начальника караула представляла собой небольшой чулан без единого окна. У боковых стен, на расстоянии двух вытянутых рук, стояли два деревянных топчана с мягкими тюфяками, подушками и полотняными простынями. У противоположной от входа стены (являвшейся частью полукруглой северной подошвы цитадели), закруглённой и скошенной под небольшим углом внутрь комнаты, стоял квадратный столик, сплошь изрезанный зарубками, царапинами, надписями и рисунками, оставленными "для потомков" поколениями томившихся здесь от скуки и безделья караульных командиров. На вбитом под низким потолком в наклонную стену крюке висела освещавшая комнату двухфитильная медная лампада. Пол здесь, как и во всех помещениях нижнего этажа, был каменный, представляя собой выровненное камнетёсами скальное ложе, на котором была воздвигнута цитадель.
– Вот же сучка чёрная! Не хочет отдаться ни в какую!
– плюхнувшись задом на левый лежак, пожаловался Делиад, скрывая за возникшей на губах ухмылкой досаду на в очередной раз посмевшую отказать ему любимицу Элевсины. Он ведь не привык получать отказы, тем более - от рабынь.
– Скорее, пугливая необъезженная гнедая кобылка, - ответил с улыбкой Ламах, тотчас догадавшийся о ком речь.
– Ну, ничего! Рано или поздно я её объезжу. Хочет она того или не хочет. Вставлю так, что мало не покажется!.. Садитесь, - указал Делиад на топчан напротив.
– А почему бы тебе не выпросить её на часок-другой у царевны?
– присев на край лежака слева от Ктиста, предложил Ламах.
– Думаю, царевна не откажет двоюродному брату в такой мелочи.
– Ох, не знаю! Они неразлучны как сёстры и, мне кажется, в роли старшей как раз нубийка. Элевсина непременно
– вздохнул огорчённо Делиад.
– Ладно, давайте пока потарахтим.
Ктист, потянувшись, мигом передвинул столик от стены в проход между лежаками, затем извлёк из висевшей на поясе кожаной сумки и положил в центре столешницы короткий бычий рог и два кубика, вырезанных из лошадиного копыта (на сленге игроков они назывались "бочонками"), приглашая Делиада, как старшего по званию, начать игру. Чаще всего кубики помечались небольшими углублениями - от одного до шести на каждой грани. Иногда - первыми шестью буквами. У Ктиста грани были помечены линиями: одну грань линия пересекала по диагонали, на другой две линии пересекались крестом, на третьей был вырезан треугольник или "дельта", на четвёртой - "снежинка" из четырёх перекрещивающихся в центре линий, на пятой - пятиконечная "морская звезда", и наконец, на шестой - "решётка" из трёх вертикальных и трёх горизонтальных линий. Играли чаще всего двумя, иногда одним или тремя кубиками. Несчастливый бросок, при котором выпадали единицы, на игровом сленге назывался "собака", а победный бросок, когда выпадали шестёрки, звался "афродита", но многие, и в первую очередь воины, предпочитали именовать его "ника".
Поскольку Ламах и Ктист деньгами были не богаты, договорились играть "по маленькой" - по халку на бросок. Первым метал кости Делиад, за ним Ктист, последним Ламах. Тот, у кого выпадало больше очков, царапал ножом на столе возле себя две вертикальные черты, проигравшие - по одной горизонтальной. По окончании игры производили подсчёт и расплату.
– Жаль, что нубийка принадлежит царевне, а не царевичу, - сказал Ктист после очередного победного броска Делиада.
– Это почему?
– удивился тот.
– Если бы она принадлежала царевичу Перисаду, ты, с твоей удачей, мог бы выиграть её в кости. Хе-хе-хе!
– пояснил, ухмыляясь, пентаконтарх.
– А что - это мысль!
– оживился Делиад.
– Пожалуй, можно будет попробовать сыграть с Элевсиной.
– Сыграй с ней сперва на деньги, чтобы увлеклась, - посоветовал Ламах.
– А потом поставь какую-нибудь красивую безделушку, до которых так охочи все девчонки, за ночь с нубийкой.
Через полчаса - игроки только успели войти во вкус - заглянувший в комнату воин, которого Делиад отправил караулить приход хилиарха, доложил, что Гиликнид только что прошёл в свой кабинет.
После того как Ламах сделал заключительный бросок, игроки рассчитались, и Делиад, позвав с собой Ламаха, отправился к хилиарху. Ктист проводил выбившегося в любимчики приятеля неприязненным взглядом.
– А, Делиад! Входи. Ну, с чем пожаловал?
– обратился Гиликнид к остановившемуся у распахнутой рабом-секретарём двери юноше, придав голосу максимальную любезность и мягкость, с какой разговаривал обычно с обоими Перисадами.
Сделав несколько шагов вперёд, Делиад, подождав, пока раб бесшумно прикроет дверь, указал рукой на вошедшего вместе с ним Ламаха.
– Вот. Хочу назначить декеарха Ламаха пентаконтархом. Считаю, своими действиями в Феодосии он заслужил повышение.
– Гм! Это что ж такого героического он там совершил, кроме того, что на пару с тобой не смог обуздать скифского жеребца?
– растянул тонкие губы в насмешливой ухмылке хилиарх, вогнав смутившегося юношу в краску.
– А впрочем, это твоя сотня, ты в ней хозяин. Если считаешь, что Ламах достоин быть пентаконтархом, пусть будет. Ламах вояка опытный. Сколько ты уже у нас служишь, Ламах?