Савмак. Пенталогия
Шрифт:
– Тринадцатый год, хилиарх!
– выпятив, как полагается при разговоре с высоким начальством, грудь, отчеканил Ламах.
– Вот! Я не возражаю. Лишь бы в сотне был порядок, - подвёл черту Гиликнид.
Делиад обменялся быстрым взглядом с Ламахом, победно ему улыбнувшись: "Вот видишь - дело сделано!"
– Но тогда в моей сотне один пентаконтарх лишний, - обратился он опять к Гиликниду.
– Надо бы пентаконтарха Педания перевести в другую сотню.
– В других сотнях должности пентаконтархов все заняты, - возразил Гиликнид.
– Как же быть?
Хилиарх снизал неопределённо плечами.
– Если так уж захотелось повысить Ламаха, одного из
Ламах и Делиад разом развернулись через левое плечо. Толкнув дверь, Ламах пропустил вперёд командира.
– Ламах, вернись!
– услышал он скрипучий голос хилиарха уже за дверью.
Вновь распахнув дверь, Ламах замер на пороге, вопрошающе глядя в глаза Гиликниду.
– Ты, Делиад, ступай, - мягко приказал он остановившемуся вполоборота за спиной Ламаха юноше.
– А ты закрой дверь и подойди ближе, - обратился он к Ламаху после того как Делиад проследовал мимо стола секретаря к выходу в коридор.
– Ну как твоя нога? Хорошо срослась? Не болит?
– спросил Гиликнид, внимательно разглядывая массивную подошву левого скифика подошедшего к его креслу Ламаха.
Хилиарх соматофилаков недолюбливал Ламаха. Не потому, что тот был плохой воин - тут как раз придраться было не к чему, а исключительно из-за его непривлекательного, устрашающе изувеченного несколько лет назад в пьяной драке лица, глядеть на которое не доставляло никакого удовольствия. Человеку с такой рожей не место среди телохранителей басилевса. А тут ещё этот перелом ноги и хромота, которую он пытается скрыть утолщённой подошвой. Конечно, Делиад считает, что декеарх сломал ногу по его вине, и - добрая душа!
– чтоб компенсировать случившееся, тянет его в пентаконтархи.
– Вижу, кость срослась не очень хорошо. Нога стала порядком короче, да?
– спросил Гиликнид, продолжая разглядывать обувь стоящего молча перед ним навытяжку Ламаха.
– М-да... Служить с такой ногой дальше в соматофилаках будет тяжеловато, а, декеарх?
Сделав над собой усилие, Гиликнид перевёл взгляд на мрачное, как зимнее небо над Проливом, лицо Ламаха, уже понявшего, что этот разговор не сулит ему ничего хорошего.
– А что, если мы найдём тебе более спокойную и прибыльную службу? Как ты смотришь на то, чтобы самому стать командиром сотни?
Светло-рыжие крылья ламаховых бровей недоуменно вскинулись, в остальном же его лицо осталось непроницаемо спокойным. Звучно хрустнув переплетёнными пальцами, Гиликнид пояснил:
– Дело в том, что мы недовольны Бастаком, который руководит гинекономами после дурацкой гибели Криптона. На гинекономов стало поступать много жалоб. Дисциплина среди них явно расшаталась. Ты же знаешь, что там служат в основном сатавки и меоты. А Бастак сам сатавк и потакает сородичам.
Гиликнид помолчал, зажевав нижнюю губу. Молчал и Ламах, лихорадочно соображая.
– Во главе городской стражи нам нужен человек с твёрдой рукой, верный и надёжный, и я подумал, почему бы не поручить это дело тебе?
– Я не знаком с работой гинекономов, - разомкнул наконец уста Ламах.
– Не знаю, справлюсь ли?
– Не боги горшки лепят! Справишься - было бы желание... Я понимаю, быть пентаконтархом соматофилаков басилевса куда почётнее. Зато там ты будешь сам себе хозяин. Под твоим началом будет целая сотня... Иди, подумай, посоветуйся с Делиадом и пентаконтархами. Может, кто-то из них, чем понижаться до декеарха, предпочтёт стать гинекономархом.
– Я уже подумал, хилиарх. Я согласен, - тотчас твёрдо объявил Ламах, глядя в глаза Гиликниду.
– Ага!
– встав с кресла, Гиликнид положил правую ладонь на покрытое полированным металлом плечо Ламаха.
– Это очень важная и ответственная должность. Надеюсь, она окажется тебе по плечу и нам не придётся искать тебе замену.
– Я буду стараться.
– Ты должен стать моими глазами и ушами в городе, каким был бедолага Криптон. Я отвечаю за безопасность басилевса и его родни, и должен знать обо всём, что творится в столице. Твоя задача собирать сведения обо всех преступлениях, происшествиях, всех недовольных, дурно отзывавшихся о басилевсе, и докладывать лично мне. Согласен?
– Да, - ни секунды не колебался Ламах.
– Хорошо. Эй, Мидас!
– возвысив привычный к командам голос, позвал Гиликнид секретаря. Тот в мгновенье ока просунул безволосую маленькую голову в приоткрытую дверь и обратил на хозяина вопрошающий взгляд.
– Напиши немедля указ о назначении пентаконтарха соматофилаков Ламаха пантикапейским гинекономархом вместо Болиска.
Кивнув, раб скрылся за дверью.
Несколько последних дней логограф Аполлоний, не уберёгшись от жестокой простуды, по настоянию врача Эпиона отлёживался дома, дабы не передать своё болезненное состояние остальным и в первую очередь басилевсу. Гиликнид счёл момент удобным, чтобы назначить начальником городской стражи своего человека.
Пробежав глазами вручённый ему через минуту Мидасом папирусный лист с царским указом, Гиликнид отправился с ним к басилевсу.
Обрадовавшись свалившей Аполлония болезни, Перисад перестал заниматься государственными делами, отложив их до выздоровления логографа. Боясь по такой погоде подхватить простуду, он почти не вылезал из-под тёплого мехового одеяла. Бороться со скукой басилевсу помогали петушиные бои, устраиваемые после завтрака прямо в царской спальне. Вместе с отцом за петушиными схватками непременно наблюдал и Перисад Младший, с малых лет пристрастившийся к этой азартной забаве. Каждое утро басилевс, в специальном носильном кресле, и царевич, бойко скакавший по крутым ступеням на своих двоих, поднимались на чердак, где под присмотром особого "петушиного раба" обитали вестовые голуби и бойцовые петухи, кормили их и выбирали себе бойцов. Тот, чей боец оказывался побеждённым, хлопал себя по-петушиному руками по бокам и трижды кричал "Ку-ка-ре-ку!", славя победителя.
С приходом во дворец Элевсины, Перисад Младший неохотно отправлялся в свои покои на занятия с учёным астрологом Аммонием, тщётно пытавшимся заинтересовать юного царевича своими нудными науками.
А Перисад Старший, чтоб скоротать время до обеда, приступал к ещё одному чрезвычайно занимавшему его занятию - метанию костей в паре со своим любимцем - шутом Гераклом. Лет пять назад Геракл, имевший под уродливым черепом весьма изобретательный ум, придумал для развлечения маленького Перисада новую игру - конные скачки на шахматной доске. Стартуя из левого нижнего угла, костяные или деревянные кони игроков скакали вкруговую по клеткам доски к финишу в том же углу в соответствии с количеством очков на брошенном на доску "бочонке" (играли одним кубиком). Новой игрой, в которую можно было играть и втроём, и вчетвером, тут же увлёкся Перисад Старший, а затем скачки по клетчатой доске широко распространились из царского дворца по Пантикапею и всему Боспору и стали настолько популярны, особенно среди детей и подростков, что потеснили традиционное метание костей на "больше-меньше", отчасти заменив горячо любимые боспорцами настоящие конные скачки на гипподроме, случавшиеся, увы, лишь по большим праздникам.