Савмак. Пенталогия
Шрифт:
– Хорошо, я подумаю...
– голос Формиона прозвучал как обещание.
– Ну что, пора наконец скрепить наш союз, - напомнил он, подняв свой скифос к подбородку.
– Беру в свидетели Диониса, Царицу-Деву и нашего предка Геракла*, что буду честно соблюдать наш договор, - провозгласил Формион, трижды пролив вино на пол. Следом за ним клятву повторили Апемант и Минний. Затем все трое осушили кубки до дна, глядя в глаза друг другу.
(Примечание. Херсонеситы принадлежали к дорийской ветви эллинов, считавшей себя потомками Геракла.)
– Ладно, брат, пойдём по домам, - сказал Формион, возвращая Апеманту
– Не будем мешать нашему другу Миннию развлекаться. Теперь он может это делать без всякой опаски.
– Конечно, если не нарвётся где-нибудь на ревнивого мужа! Ха-ха-ха!
– разразился очередной шуткой смешливый Апемант.
– Ну, от мужа его защитят фракийцы, - улыбнулся Формион.
– Не зря же он на них потратился.
Пожав на прощанье Миннию руку, Формион направился к выходу.
– Счастливо оставаться, приятель.
– Скаля в дружелюбной улыбке изъеденные коричнево-жёлтые зубы, Апемант похлопал Минния по плечу.
– Только смотри - не вздумай выкинуть с нами какую-нибудь шутку, а то мы живо найдём для тебя свободную скамью гребца на одном из наших кораблей.
Губы Минния расползлись в ответной улыбке, но глаза, которыми он проводил Апеманта за приоткрытый телохранителями полог, были полны льда. "Глупец! Мы ещё посмотрим, кто кого в итоге посадит за весло!" - подумал он, сжимая в левой руке пустой скифос.
Услышав, как стукнула входная дверь, Минний подошёл к столику, наполнил скифос разбавленным на две трети вином и залпом выпил во славу продолжавшей оставаться неизменно благосклонной к нему Тихе. Затем поднял с пола и застегнул на талии пояс с акинаком и вышел в андрон, намереваясь вызволить своих запертых в чулане фракийцев и тихо уйти.
Но тут он увидел на лестнице Аркесу. Спускаясь, она дрожащим полушёпотом уверяла, как сильно напугал её неожиданный приход Апеманта и Формиона, и как она рада, что всё для Минния обошлось благополучно. Не говоря ни слова в ответ, Минний медленно двинулся ей навстречу. Закрыв её лживый рот поцелуем, он сорвал с неё хитон, повернул к себе задом и овладел прямо на лестничных ступенях. Затем он поднялся с нею наверх, в её спальню, и грубо, словно в захваченном вражеском городе, насиловал её до утра.
9
Бездельное сидение в казарме быстро наскучило Ламаху, хотя здесь, в привычной обстановке, было, конечно, не так тоскливо и одиноко, как в доме Хрисалиска. Товарищи по сотне, покидая утром тёплую казарму, чтобы после завтрака, в дождь и пронизывающий ветер, в снег и мороз, стыть в караулах на стенах или заниматься бесконечными маршировками, перестроениями и учебными схватками во дворе казармы либо за городом, завидовали Ламаху, ему же наоборот - чем дальше, тем больше не терпелось поскорей вернуться в строй.
Помещения, отведенные сотне Делиада, находились на втором этаже казармы. Это были две смежные комнаты, соединённые между собой и с соседними комнатами, тянувшимися вкруговую по периметру казармы, широкими открытыми дверными проёмами. Вдоль длинных стен каждая комната была уставлена в два яруса разделёнными узкими проходами деревянными нарами. Набитые камкой, соломой или шерстью тюфяки и подушки, посконные либо полотняные покрывала и обитые медью или железом, закрытые на замки сундучки с личными вещами соматофилаков под нарами составляли всю обстановку комнат. Оконные бойницы в глядевших наружу и во двор стенах были плотно закрыты ставнями в связи с холодами, так что в помещениях, освещённых висевшими у дверей медными и глиняными лампадами, ночью и днём царил располагавший ко сну полумрак. Значительная часть коек оставалась свободна, поскольку добрая треть соматофилаков
После завтрака большинство освобождённых от службы по болезни или увечью (а таковых каждый день было до полусотни) оставались коротать время до ужина (кормились соматофилаки, как почти всё трудовое население в те времена, дважды в день) в тёплой трапезной при поварне за излюбленной игрой в кости, разговорами о недавней войне со скифами и досужей болтовнёй о любопытных городских происшествиях, таких, как например - недавнее убийство богача-рыбопромышленника Гикесия его влюбившейся в пасынка молодой женой. Ламах о своей отнюдь не героической травме и царящих в доме богача Хрисалиска порядках особо не распространялся, предпочитая слушать приукрашенные обычным солдатским хвастовством рассказы других.
Когда игра надоедала или удача надолго отворачивалась (играли, понятное дело, не на щелбаны), Ламах набивал руку, метая в оконную ставню нож (обратно нож приносил один из живших в казарме мальчиков), а когда и это занятие наскучивало, звал к себе на койку одну или парочку шлюх, всегда готовых к услугам за весьма умеренную плату. В казарме соматофилаков было полно женщин на любой вкус: тут были и законные жёны, и принадлежащие воинам рабыни, купленные, а чаще выигранные в кости в городских харчевнях или термах у любителей азартных игр, и приведенные на ночь дешёвые порнаи, нередко задерживавшиеся здесь на месяцы, кочуя с койки на койку. Не было недостатка и в симпатичных мальчиках для тех, кого женские прелести оставляли равнодушным. Как и во всяком военном лагере, обитавшие здесь женщины, помимо любовных утех, занимались готовкой еды, уборкой помещений, обстирыванием и обшиванием воинов. В общем, царские телохранители, пояса которых редко когда бывали пустыми, жили довольно комфортно и весело, чему высокое начальство нисколько не препятствовало.
И тем не менее, Ламаху хотелось скорее уже высвободить ногу из деревянных тисков, отбросить надоевший костыль и вернуться к полноценной армейской жизни. Событие это он приурочил к дню, когда настала очередь его сотне охранять цитадель Нового дворца, что случилось на четырнадцатый день после его возвращения из Феодосии. По его ощущениям, кости к этому времени уже срослись, нога больше не болела и только невыносимо свербела под повязкой.
Проснувшись, Ламах, закинув руки за голову, лежал на спине, прикрытый по грудь шерстяным гиматием, и, уставясь в темневшее на расстоянии вытянутой руки дощатое дно верхней койки, размышлял, явится ли сегодня на службу Делиад (должен бы объявиться - поучаствовав в невольно вызванной им войне, он стал относиться к своим командирским обязанностям несколько ответственней, чем прежде) и вспомнит ли он о брошенном при отъезде из Феодосии на счёт него обещании.
Дождавшись донесшегося со двора, подобно рёву голодного осла, сигнала горниста о побудке, столь нелюбимого воинами всех армий мира, Ламах переменил лежачее положение на сидячее и, срезав затянутый под коленом узел, принялся освобождать ногу из сковывавших её целый месяц лекарских пелёнок. Лежавшие на соседних койках товарищи, позёвывая и почёсываясь спросонок, стали с интересом наблюдать за его манипуляциями. Когда Ламах снял сжимавшие голень дощечки, оказалось, что его левая икра, с розовыми вмятинами по бокам, стала раза в два тоньше правой.