Саженец
Шрифт:
Жито с прошлого года осталось шестьсот три корчаги. То есть, примерно десять тонн ячменя. С ним можно еще годик протянуть в текущем составе.
А еще осенью что-то получится добыть… наверное.
Соли взяли много.
Еще весь цветной металл отошел ему. Не так чтобы сильно много, но прилично. Одного серебра килограмм пять. Дрянного, конечно. Но и это неплохо.
Большую часть дельных железных предметов он отдал боярам, ученикам и дружинникам. Чтобы использовать как есть. Себе же Беромир взял, по сути, лом на переплавку, то есть, самые дрянные топоры, копья
Килограмм за двести…
— Так, — задумчиво произнес Беромир, выныривая из собственных мыслей. — У нас выходит трехлетний запас зерна. Это хорошо. Это благостно. И, мыслю, треть мы можем потратить без особых волнений.
— Может, больше? Осенью нам все равно еще привезут. — заметила Злата.
— Или нет. Мы не знаем, что будет осенью. Мыслю, как привезут, так и будем распоряжаться излишком. Зимние работы тоже очень полезны будут. Заготовка дров и вырубка леса под поля зимой сподручнее делать.
Жена пожала плечами, но возражать не стала. Хотя по ней было видно — она считает эту подстраховку лишней.
— Если мы станем ловить рыбу и разбавлять зерно ей, то выделенный запас увеличится на четверть или даже треть. Пусть четверть, чтобы не сильно морочить голову рыбалкой. Вне страды людей можно занять дней на семьдесят. Это значит… — Беромир почиркал немного по восковой табличке, — у нас есть припасы, чтобы летом привлечь где-то сто шестьдесят человек.
— Ого! — не сговариваясь, ахнули все присутствующие.
— С учетом рыбной ловли. А так, если постараться, то и все двести. Жаль, ученики разошлись. Они ведь только-только наловчились бумерангами бить птицу и мелкого зверя. Ну ладно. Теперь вопрос, — уставился Беромир на Вернидуба, — сколько кланы смогут выделить людей?
— Не могу сказать.
— А кто и когда сможет? Лето-то утекает. А там и страда скоро.
— Ну… хм… — задумался седой ведун.
Встал.
Прошелся.
Снова сел.
Если ты будешь кормить и за каждые десять дней работы давать десяти работником по топору или саксу — полагаю, что наберется и сто шестьдесят работников.
— На весь срок?
— На весь. Ты ведь когда считал для летописи, вывел, будто в шести кланах одна тысяча девятнадцать семей. Летние дела непросты, но все одно — каждый четвертый точно сможет отвлечься от них ради такой пользы.
— Десять человек за семьдесят дней получат только семь предметов. Как они их делить станут?
— В род возьмут или в складчину. Даже один добрый топор на десятерых — уже отрада.
— Хм… м-м-м… — промычал Беромир. — Значит, на шестнадцать нарядов по десять человек да на семь подрядов потребуется сто двенадцать предметов. Это разумная плата. Надо без всякого промедления их привлекать.
— Мне когда выдвигаться? — спросил Вернидуб.
— Хоть сейчас. Думаю, завершим сей разговор, покушаем и езжай.
— Так и поступлю.
— Надо было так сразу поступить и учеников не мучать. — буркнул Добрыня…
Никто ничего отвечать на эти слова не стал.
Ну а что тут скажешь?
Поэтому, выдержав небольшую
Ценных.
Сушеное медвежье говно в качестве афродизиака, в принципе, опытный продажник смог бы им продать. Вон гарум[2] свой они ели и ничего, только в нужник чаще бегали. Но Беромир «впаривать» не умел, да и репутацией дорожил.
Кроме того, ему давно уже хотелось получить бумагу. Потому как писать на бересте и восковых табличках его откровенно достало. Да и как книги делать без бумаги? Безумно дорогие на дефицитном пергаменте, то есть, тонких шкурах? С этим связываться Беромир не хотел. А береста… он пробовал. И ничего не получилось. Не то что книги, а даже просто тетради. Так что вариант с бумагой был безальтернативен.
Да и потом — как их делать?
От руки их переписывать удовольствия мало. Да и чрезвычайно кропотливо, с кучей ошибок и мороки. Каждую страницу каждой копии можно было «запороть» одной неаккуратной каплей чернил. Так что таким заниматься он не собирался. Уже прочувствовал. Лично. А вот, ежели из свинца литеры отлить, да деревянный пресс сделать — дело пойдет. Даже с тушью. Лишь бы бумага имелась. Даже ошибки в наборе можно легко проверить первым оттиском с последующей коррекцией. Спешить-то не нужно, как и гнать великие тиражи.
Иными словами — образ будущего дела у него в голове уже сложился. Оставалось реализовать. И если сейчас, да, дел было невпроворот, то появление ста шестидесяти работников открывало новые горизонты. Их, конечно, можно и иначе применить. Но Беромир опасался своей смерти и того, что все его начинания пойдут прахом. Поэтому видел в издании книги сказаний и книги учений фундаментальный способ зафиксировать импульс развития.
В первой он собирался изложить свою легенду о сотворение мира, доведя ее до образования славян и кризиса I века. А во второй хотел свалить всякие прикладные знания. Но такие — открытые. Считай сводный базовый учебник самого широкого профиля. И в таком количестве их сделать, чтобы у каждого ведуна и ведьмы они имелись. И у боярина. Хотя бы в союзных кланах. Тем более что в масштабе текущего момента тираж требовался в какую-то жалкую сотню экземпляров для каждой книги…
— И перевод надо на ромейский язык сделать, — заметила Дарья, когда брат рассказал о своей задумке.
— Это еще зачем?
— Книга сказаний их может заинтересовать. Когда я в рабстве была, приметила, они почти ничего не знают о наших местах. Поэтому в самом ее конце надобно самое пристальное описание дать того, кто где расселен и с чего живет. За одно только это ее ромейцы покупать станут.
— Им разве не важнее германцы?
— О них они мало-мало и сами знают. А вот дальше… как они сами говорят — terra incognita. Я слышал твои рассказы. Если ты опишешь все те земли до великого океана на восходе — цены в глазах ромеев твоей книги не будет.