Сберегите цветы полевые

Маляков Лев Иванович

КРЕСТЬЯНСКИЙ РОД

Не знаю пращуров своих Древней прапрадеда Ивана. Он жил открыто, безобманно, Один ворочал за троих. Деревья смалу корчевал, Ходил с рогатиной на зверя, И, помня прошлые потери, Орала и мечи ковал. Нет-нет и ворога встречать Ходил к Чудскому, на границу. Враги российскую землицу Зело любили воевать. Россию он спасал не раз От всяких рыцарей и шведов. Был верен доброму соседу, Не выставлялся напоказ. Я верю в мой крестьянский род, Что шел к Ивану от Ивана. Он служит полю безобманно И Родину не подведет.

РАЗДУМЬЕ

Чт ов ней, что в этой малой родине? Дом приземистый в три окна. За

поветью на старой колодине Дно от бочки блестит, как луна. Что в ней, что в этой горькой родине? Лобогрейка забыта в снегу. По весне на болоте разводины., Да вороны кричат на стогу. Что в ней, что в этой cладкой родине? По лугам — Язычкастый щавель, Ранний цвет на духмяной смородине. Возле риги шатровая ель. Что в ней, что в этой доброй родине? Слева поле, А справа — лес, Смалу вдоль-поперек обойденный, Все ольшаник, Сосны — в обрез. Что в ней, что в этой гордой родине? Не осилить одним умом. Ради л юбой Европа пройдена Под смертельным огнем.

«Вы видите, как яблони лучат…»

Вы видите, как яблони лучат Румянец зоревой над деревнями? Вы слышите, как яблоки стучат О грудь земли тяжелыми боками? Печально осыпается зерно Подставить бы спасительные руки!.. Из пахарей ушел давным-давно, Но в сердце отдаются эти звуки.

«Среди болот и глухомань-лесов…»

Среди болот и глухомань-лесов, В зеленом царстве птичьих голосов, Вросла в бугор крестьянская изба: В окне — заря, А над зарей — резьба. Изба стоит уже полста годов. Тропинка от нее ведет на Гдов. Другая — к югу, в дальние края, Которых и во сне не видел я. Всему свой срок: Аукнула судьба… В разлуке запечалилась изба, Осталась вековать среди лесов, В весеннем хоре птичьих голосов. Мне открывались чудо-города, Избенке дедовой до них куда! У каждого свой норов, голос, вид, И каждый не полста годов стоит. Но если было мне невмоготу, К былому обращал свою мечту, Припоминая старый дедов дом. И он светил мне заревым окном.

ИЗ ДЕТСТВА

Вызревали мы, как горькуши, Убегали оравой в луга, Где кислица росла погуще И покруче Псковы берега. На кормежку непривереды — Подчищали сады с корня. За вихры нас учили деды Пуще жизни беречь коня. Увозили в луга с собою И учили пройти прокос, Чтоб ложился он за тобою, Как речной бесконечный плес. На тяжелом двуконном плуге Утверждали мужскую стать. А мужчинам бы на досуге После пашни в лапту поиграть. То-то сладко нам пилось-елось, Словно в сказке — Все мимо рта. Знать, полей и покосов милость Мне запомнилась неспроста.

«Смалу в деревне я рос непутевым…»

Смалу в деревне я рос непутевым — Мне бы мечтать да играть. С братом ходили в подлесок сосновый Хворост к зиме собирать. В глушь забреду — От сосенок мохнатых Глаз не могу отвести, Хлебом с ладони кормил я сохатых. Бабочек нянчил в горсти. — Много ль с такого работника толку! — Брат мне взашей поддавал. — Зубы, бездельник, положишь на полку| С песен какой капитал?! Братья корили, наверно, напрасно И наставляли, как жить. Мне и поныне мечтается красно — Песню сложить.

«Тишина на отцовском подворье…»

Тишина на отцовском подворье — Даже оторопь душу берет, Поразлилось крапивное море, Затопило с весны огород. У дверей лопушатся бурьяны, На окошках из досок кресты. И не только в луга и поляны Пробрались, словно тати, кусты, Незаметно опутали сердце, Словно плети, секут по глазам. Никуда от ответа не деться: И судья, и ответчик — я сам. Не с того ль тяжелеют туманы, Тишина загустела водой? На гумне воронье, как смутьяны, Все грозятся картаво бедой. Не кого-то, себя виноватю, Что стою на подворье пустом… Поглядел

бы на полюшко батя… Даже страшно подумать о том. На березах — зари угасанье, Догорает озерная гладь… Нам достанет любви и желанья Все понять и душою принять.

УТВЕРЖДЕНИЕ

Целый месяц донимали деда — Сам директор прикатил в страду. Но одним кончалася беседа: — Хоть убейте, хутор не сведу! И не свел. Красуются зароды Словно крепость посреди лужка. Ходит старый, будто воевода, Утверждая мудрость мужика. Да не разговором, Крепким п отом: За неделю — и рубаха с плеч. Мудрость-то крестьянская — работа, Да такая — что ни сесть, ни лечь. Деду в радость — сытая скотина, Над цветущим колосом — заря, И скирда пшеницы у овина. С плеч рубаха сыпалась не зря. Детям, внукам — на века раздолья И, конечно, всяческих забот. Главное, чтоб не скудело поле. По зиме старик, готовит колья, Чтобы летом обновить зарод. Тракторист — насмешник белозубый — К деду завернет на перекур. — Я теперь к тебе заместо клуба, — Скалится совхозной балагур. И, хватив, как смерти, самосада, Заведет душевный разговор: — Деревеньки трогать бы не надо — Для земли-то вон какой разор! Дед обронит скупо: — Судишь верно. Прут кусты в пожн я, как лешаки. — И слова мужицкие, как зерна, На сердце — с заботливой руки. И не перекур — политбеседа, Разговор на совесть — не за страх. Не соврем себе, покуда деды Здравствуют в российских хуторах.

ЗАВЕЩАННОЕ

Укатилось, расплавилось солнышко — На стерне золотится стезя. На упавшее во поле зернышко Не откликнуться сердцу нельзя. Земно кланяться найдену колосу — Как заблудшую душу спасать. Я прислушаюсь к доброму голосу, Что во поле оставила мать. И постигну давно позабытое, Обретенное в самом простом. Помолчу на меже под ракитою И замру, как над белым листом. Уступая желанной усталости, Буду слушать, как песню, хлеба. Не утрачу завещанной малости — Да восполнится полем судьба! Это зерна мои неприметные Излучают малинову звень. И рождаются думы ответные И заботы на завтрашний день.

«До войны задолго было…»

До войны задолго было, Да быльем не поросло: Воду мы с отцом возили На покосы за село. На возу — полны бочонки, Ублаженье для косцов. Серый ёкал селезенкой По дороге меж овсов. Вдруг «фордзон» пыхтит навстречу — Взвился Серый на дыбы. Я — с телеги — Больше нечем Заслониться от судьбы. Велики глаза у страха — До сих пор себя казню. А отец сорвал рубаху — И на голову коню. Тот «фордзон» прогрохал лихо, Скрылся в дымке давних лет… Нынче чуткая лосиха Выйдет к трактору на свет. Да и сам я на колесах — На отменных «Жигулях». Но спешу не к сенокосу, По дороге той пыля. Заглядев вдали возницу, «Жигули» приторможу. И коня, как чудо-птицу, Долгим взглядом провожу. Но как будто бы досада Шевельнется вдруг во мне: Нет, дорогу мерить надо, Чтобы в ней была отрада, Иль пешком, Иль на коне.

В ЗАЩИТУ КОНЕЙ

Везут машинами коней, Как будто прошлое державы… И думы — на дыбы по праву — Все о России, все о ней. Куда везут, любому ясно, — Каурых, рыжих, вороных… Заката хмарь лилово-красной Попоной кинута на них. Горит закат… А думы круто — В века, как будто в облака. Иные видятся маршруты И битюга, и рысака. Мужик не то чтобы берег — На справного коня молился. Конем и в сказках он дивился — Товарищем любых дорог. Дошли заботы до меня, Вручив крестьянское наследство. И вот — пишу, Иного средства Не знаю, как сберечь коня.