Сбывшаяся мечта
Шрифт:
«Да, домашние задания отнимают очень много сил и времени», – подумала Эмма Сергеевна.
Мальчишки были не сильны в учебе, особенно трудно им давался русский язык. Они никак не хотели учить правила, писали, как говорили, и поэтому заниматься русским языком приходилось много.
Но тем не менее она готова была заниматься хоть сутками, лишь бы поскорее забрать внучат. Она была не прочь забрать и Анечку с Юркой, но кто же их ей отдаст. Они с Юрием Будаевичем не раз говорили зятю и дочери о переезде в город, но те и слышать не хотели об этом, особенно дочь.
– Ну, что я там потеряла в городе? Работать
Но родители, всю жизнь прожившие в городе, не хотели выезжать в деревню. Им было удобно, печку топить, дрова носить не надо, и к ванне своей приспособились за много лет. А если хотелось вдоволь попариться, ходили раз в неделю в городскую баню.
Так ни о чем и не договорившись, закрывали тему до следующего раза.
Казалось, все в их семьях хорошо, все уладилось, все живы-здоровы, пристроены, но всех взрослых глодала одна и та же мысль, когда же женится Доржо, или женится ли он когда-нибудь, ведь он до сих пор не может забыть свою Олю. Он вздрагивал каждый раз, лишь услышав ее имя, менялся в лице, если встречал женщину, напоминавшую ему покойную жену. Он ни с кем не встречался, его друзья тщетно пытались его познакомить с какой-нибудь девушкой, но Доржо всегда отказывался идти на эти смотрины. Он был очень привлекательным мужчиной, даже, можно сказать, красивым. Высокий рост, поджарая, спортивная фигура, большие карие глаза, прямой нос и правильной формы губы вскружили голову не одной женщине, но Доржо был как неприступная стена. Поговаривали, что на заводе, где он работал инженером, половина женщин была в него влюблена.
– Доржо, сынок, – в очередной раз пыталась поговорить с ним мать, – мы не вечные, тебе надо устроить свою судьбу, пока мальчики еще маленькие, тогда они безболезненно воспримут твою женитьбу, быстрее привыкнут к новой маме.
– Какая новая мама, о чем вы говорите, – возражал ей сын, – у них одна мать, Ольга и ни о какой новой маме не может быть и речи.
– Но не будешь же ты всю жизнь жить один? Мы умрем, кто будет за ними присматривать, кому они будут нужны? Ты целыми днями на работе, часто уезжаешь в командировки, с кем они будут оставаться? Начнут беспризорничать, не дай бог, свернут на плохую дорожку, это ж ведь мальчишки, пойми, им недолго сорваться, курить, пить начнут, не дай бог, наркотики начнут употреблять, а там и до тюрьмы недолго, – все дальше и дальше уходила мать в своем страхе за внучат.
Но тут не выдерживал отец:
– Эмма, побойся бога, о чем ты говоришь, какая тюрьма, какие наркотики? Просто нашему сыну нужна
Но Доржо отлично все понимал, вся отцовская хитрость была шита белыми нитками, поэтому он предпочитал или промолчать или переводил разговор на другое. Родители обреченно вздыхали, переглядывались друг с другом, мол, все бесполезно, их хитрость не удалась.
Но Доржо и сам прекрасно понимал, как все кругом правы, настаивая на женитьбе. Понимал, но не мог принять душою. Никто не хотел понять, что он до сих пор любит Ольгу, не может забыть ее. Ни одна женщина не затронула его сердца так, как Ольга. Он видел, что нравится женщинам, что многие готовы выйти за него замуж, но не мог ответить взаимностью. Он прекрасно видел, что матери уже тяжело справляться с мальчишками, что она чаще стала болеть, понимал, что мальчишкам нужна мама, но ничего не мог поделать с собой. Но он еще не знал, что ему суждено-таки встретить женщину, которую полюбит так же горячо, как и Ольгу.
На следующее лето Доржо взял отпуск и решил свозить мальчишек на родину матери, в дальний горный район. Сказано – сделано, он никого не стал предупреждать, да и некого было предупреждать, у Ольги почти не было родственников, так, дальние, которых Доржо даже не знал, взял билеты, и спустя сутки они уже находились в районном центре, где когда-то жила с матерью Оля. Еще по дороге, рассматривая мелькающие пейзажи в окно автобуса, он восторгался природой. Какая красота кругом, какие высокие, величественные горы, аж дух захватывает.
Устроились они в гостинице, хотя она мало походила на гостиницу, обычный одноэтажный дом с несколькими комнатами, устроились, оставили вещи и в первый же вечер пошли погулять по улицам райцентра. Ничего особенного не было, обычные улицы, дома, как и в любом районном центре. Но поразил воздух, чистейший горный воздух, хотелось дышать, дышать полной грудью, и невозможно было надышаться.
Вскоре они вернулись в гостиницу, все-таки они были с дороги, устали очень. Слегка перекусив перед сном хлебом с колбасой, Доржо с мальчишками легли спать.
Усыпив мальчишек, Доржо встал с кровати и подошел к окну. Ему не спалось, он никак не мог уснуть, он снова и снова думал о том, что по этим улицам когда-то ходила его Оля, дышала этим самым чистым горным воздухом, пила теплое парное молоко, бегала с подружками в школу, на дискотеку. Он посмотрел на мальчишек, оба крепко спали, притомившись за долгую дорогу, быстро оделся и вышел на улицу.
Он не знал, куда пойдет, просто чувствовал, что ему надо выйти, походить по улицам.
Вернулся он часа через два, тихонько прокрался к кровати и сразу же уснул.
А во сне к нему пришла Оля, в той же одежде, в какой он встретил ее в первый раз. Оля стояла на том самом месте, когда он познакомился с ней, и улыбалась своей светлой улыбкой, от которой у него всегда щемило сердце. Доржо рванулся к ней, но почему-то ноги не шли вперед, стали какими-то чугунными. А Оля вдруг перестала улыбаться и с укоризной сказала: «Ты почему не даешь мне свободу? Я хочу улететь, улететь туда, где мне будет хорошо и спокойно, но ты не отпускаешь меня. Отпусти меня, умоляю, отпусти….»