Сбывшаяся мечта
Шрифт:
И тут она осеклась, ведь ее слова прозвучали намеком на дальнейшее продолжение знакомства, и она смущенно взглянула на Доржо.
– Да, тетя Наташа обязательно очень скоро поймет, кто из вас Баин, а кто Баир. Вы знаете, даже я иногда путаю, до того они похожи друг на друга, – слукавил он.
– А вот и нет, а вот и неправда, – закричали мальчишки, – папа никогда нас не путает, даже если мы хотим, чтобы нас спутал, одеждой меняемся, все равно нас узнает.
– Конечно, он же ваш папа, как он может вас перепутать.
И тут Доржо опустился на
– Ребята, мы сегодня совершенно случайно познакомились с младшей сестрой вашей мамы Оли, это ваша родная тетя, тетя Наташа.
Мальчики молча посмотрели на Наташу. Слово «мама» им особенно ничего и не говорило, ведь бедняжки ее совсем не помнили, как ни старались им почаще напоминать о ней. Но слово «тетя» их заинтересовало.
– Это такая же нам тетя, как наша тетя Римма? Взаправдашняя? – спросил Баин.
– Ты что, тетя Римма совсем наша, а тетя Наташа не совсем. Если бы она была, как тетя Римма, мы бы ее давно уже знали, да, пап? – обратился к отцу Баир.
Доржо немного смешался, думая, как же объяснить восьмилетним мальчишкам понятно и доходчиво. И тут на помощь ему пришла Наташа.
– Понимаете, ребята, я такая же родная тетя, как тетя Римма, которую вы, видно, очень любите. Но дело в том, что я раньше жила очень-очень далеко и не знала, что у меня растут такие хорошие племянники. Но поскольку мы все-таки с вами встретились, то теперь мы уже не расстанемся, будем всегда общаться, переписываться. Будем переписываться, а? – озорно подмигнула она мальчишкам, совсем, как Оля, – и я обещаю вам, чтобы буду любить вас так же сильно, как тетя Римма.
Мальчишкам это объяснение понравилось, они улыбнулись тете Наташа, а Баин в порыве чувств даже крикнул:
– Урррра, теперь у нас будет две тети, урра!
– И обе – самые красивые в мире тети, – поддержал брата Баир.
Все расхохотались, и напряжение, витавшее в воздухе, бесследно исчезло, поэтому Наташа уже непринужденно сказала:
– Сегодня я работаю до семи, а потом приглашаю всех вас к нам. Будете жить у нас, зачем вам платить за гостиницу, когда у нас места полно, живем вдвоем с мамой. А мама у меня хорошая, она обрадуется.
– Подождите, мне кажется, это не очень уместно, – сказал Доржо. – Она нас совсем не знает, вы тоже, как же так, сразу.
– Скажите, если я приеду в город, вы меня устроите жить в гостинице? – прямо спросила Наташа.
– Что вы, нет конечно, как можно, конечно у нас дома, – вырвалось у Доржо.
– Ну вот, разговор окончен, прения закрыты, – весело и между тем веско сказала Наташа, как бы поставив жирную точку в разговоре.
Доржо подумал, а у Наташи есть характер, умеет настоять на своем. А Оля была мягкая, покладистая. Ну, конечно, они же ведь все-таки сводные сестры, от разных матерей, и гены разные.
– Ну тогда мы пойдем, не будем мешать работать, а вечером мы встретимся. Попрощайтесь до вечера, ребята.
– Пока, тетя Наташа, пока, – крикнул Баир, а Баинка вдруг подбежал к Наташе, обнял ее за талию, прижался
– Ну все, все, пойдемте, – с волнением сказал Доржо, растроганный неожиданным поведением сына, – вечером мы обязательно встретимся.
Они вышли и пришли в гостиницу, где опять кипел чайник, и был накрыт стол. На этот раз бабушка Жалма, как ее называли близнецы, сварила суп с домашней лапшой и заправила его черемшой. Запах стоял умопомрачительный. Троица не заставила себя уговаривать, все быстро помыли руки и уселись за стол. Вкус был отменный, то и дело попадались большие куски свежего мяса, поэтому все, обжигаясь, ели вкусный суп. У всех выступил пот, но никто не жаловался, поглощая вкуснятину.
После обеда, когда ребятишки вновь убежали на улицу, Доржо вызвался помочь, но женщина сказала:
– Да сидите вы уж. Что я, посуду не помою, что ли?
– Просто неудобно, мы вам столько хлопот приносим.
– Какие хлопоты, разве ж это хлопоты? Это же удовольствие, кормить кого-то, – печально сказала старушка.
– А разве у вас… – Доржо резко замолчал, осененный догадкой.
– Да, живу я одна, хотя и есть у меня дети, двое, мальчик и девочка. Но сейчас они уже, конечно, не дети. А когда расставались, они были совсем еще малышами.
Доржо молча сидел и слушал женщину. Видимо, ей надо выговориться, потому что она вдруг уселась поудобнее и начала свой рассказ:
– Я родилась в большой семье. Нас было семеро братьев и сестер, я самая младшая. Родители были людьми небогатыми, всю жизнь гнули спину на богачей за кусок хлеба и кружку простокваши. Я как помню себя маленькой, мне всегда хотелось есть. Понятно, что мне, как младшей, доставались лучшие куски, братья и сестры ели и того меньше. Перебивались мы, как могли, старшие рано пошли работать, об учебе не было и речи. Но потом пришла Советская власть, родители ожили, старшие братья и сестры стали комсомольцами. Затем началась война, отец и три брата отправились на войну. Я, мама и сестры работали в колхозе с утра до вечера. И тут стала болеть мама и слегла. Лекарств, необходимых маме, в больнице не было, надежды на выздоровление тоже. Можно было их купить, где-то все равно продавались, из-под полы, но денег у нас не было. Да, на лечение нужны были деньги, а их у нас не было.
И тут появился он, мой будущий муж, хромой Рабдан, которого не взяли на фронт из-за его хромоты. Он был очень противным человеком. Взгляд у него всегда был презрительный, говорил с ехидцей, словом, вызывал у меня всегда отвращение.
Услышав, что наша мама больна и нуждается в лечении, как-то вечером заявился к нам домой. Это уже в конце войны было, в начале апреля. Мы еще тогда не знали, что войне скоро конец, хотя и слышали об успешных продвижениях наших войск. Но война так затянулась, столько было «похоронок», столько горя и бед принесла, что уже никто и не смел верить в скорую победу.