Счастье взаимной любви
Шрифт:
— Вас тоже, — улыбнулась Аня.
— В каком смысле?
— Да хотя бы тебя… Я о таких вещах ни с кем разговаривать не люблю. А с тобой как-то просто, легко получается, будто я тебя сто лет знаю.
— Это потому, что у меня сердце женское и я из себя никого и ничего не корчу. Какой есть, такой и есть. Олегушка мой из себя настоящего мужика старается изобразить. Ну ладно, при его физиономии, может, и сойдет за настоящего. Я его тоже люблю, хотя таких мрачных молчунов терпеть не могу. Мне кажется, что все, кто так молчит с умным видом, — дубье беспросветное и за умным
— Нет, — ответила она, засмеявшись. — Ты хороший парень, но я не смогу. Ты сразу мне стал как-то слишком близким. У нас ничего не получится.
— Вот ведь непруха! — огорчился Виктор. — Ну всегда у меня так! Всем я оказываюсь каким-то таким родным и дурачком, что достается мне только второй класс! Ни одной по-настоящему красивой девушки не было! Нет, вру. Самая первая была красивой, но тут гордиться нечем, потому как проститутка самая настоящая. Я книжки из дома украл, в букинистический сдал и за эту ночь расплатился. Она теперь замуж вышла, коляску с ребенком катает, совсем завязала со своими прежними радостями. Ты мне все-таки оставь свой телефон.
Аня назвала номер телефона, и он дважды повторил его вслух.
Они дошли до ее дома, Виктор подождал внизу, а Аня быстро переоделась и вернула ему плащ матери.
Аня вернулась домой и неожиданно вспомнила, что сегодня суббота, следовательно, по графику надо было ехать на дачу к братьям-близнецам.
Ехать не хотелось. И даже вспоминать о братишках было неприятно, хотя до этого Аня относилась к субботним сеансам со смехом и ездила на дачу с веселым настроением.
Один раз можно и пропустить, решила она, но когда полезла в холодильник, чтоб приготовить себе что-нибудь на завтрак (голодная была как волк), то обнаружила, что ее полка в холодильнике пуста, дядина тоже. Дядя, понятно, в преддверии своего отъезда уже и питаться перестал местными продуктами. Надо было сходить в магазин, а еще лучше позавтракать в кафе, но оказалось, что в кошельке вместо денег лежит записка.
«Анечка, извини! Все деньги у тебя взял я, потому что надо купить спирт матери, который мы выпили, а утром сбегать за банкой пива. Как только получу стипендию, все отдам до копейки. Вечно твой Виктор».
«Вот ведь охламон болтливый! Вешал лапшу на уши все утро и даже не предупредил, что выгреб из моего кошелька все до копейки!» Аня поняла, почему его не любят девушки первого класса.
Снимать деньги с книжки Аня не хотела — они были неприкосновенны. Оставалось одно — ехать к братьям-акробатам, поскольку просить в долг Аня терпеть не могла с тех пор, как себя помнила.
До отъезда оставалось еще полдня, и она несколько часов провалялась под одеялом в светлой дреме, чувствуя на своих плечах и груди длинные руки с приплюснутыми кончиками пальцев, горячее сильное тело, и все это было залито синим цветом, как его глаза.
Но около четырех Аня встала, решительная до злости, быстро оделась, вышла из дому и на троллейбусе доехала до вокзала.
На билет до Юрмалы
Когда она сошла на нужной станции, то обнаружилось, что ранняя осень обрушилась на взморье как-то разом, едва ли не за одну ночь. Пожелтели листья деревьев, красивые уютные дачки стояли сирые и мокрые, резко поубавилось праздной публики на улицах, закрылись почти все кафе, а на летних верандах уже убрали и столики, и пестрые зонтики, защищавшие в погожие дни от солнца.
Вокруг царила откровенная тоска. И даже не верилось, что когда-нибудь снова вернется радость и веселье, снова улицы запестрят полуголой публикой, а из каждого дома будет греметь музыка.
Аня добралась до знакомой дачи, ступила на мокрые плиты дорожки и слегка рассердилась — ни один из братьев не выскочил навстречу, чтобы, как всегда, встретить ее на крыльце.
Она раза три позвонила и даже постучала в дверь. Домик выглядел покинутым и брошенным под дождем, как дворовая собака. Близнецы, видно, перебрались на зимнюю квартиру. Их городской телефон был у Ани, но она обрадовалась, что сеанс гимнастики на кровати отменился, и не по ее вине. А с деньгами можно было как-нибудь вывернуться.
Прикинув, что к морю она уже не приедет до лета, Аня пошла попрощаться с ним. Здесь тоже все круто переменилось. Песок из золотистого стал серым, и странно было видеть вдоль кромки прибоя людей, гулявших в плащах, под зонтиками. Море было гладким, мутно-серым, без волны, с расплывчатым, туманным горизонтом и никаких мыслей не навевало.
Аня вернулась в город, позвонила Сарме. Подруга прилетела в «Турайду» через полчаса.
Взяли кофе-гляссе, и Аня пожаловалась:
— Братья наши с дачи съехали. Даже не предупредили.
Сарма вытаращила глаза.
— Подожди-ка, они тебе что, своего режимно-сезонного графика не сообщили?
— Какого еще графика?
— Так мы же у них в летнем периоде! А осенью они то ли в медвежью спячку впадают, то ли у них другая партнерша! Наверное, жирная, сонная и скучная, чтоб не перенапрягаться! Так что, солнечная красавица, жди лета!
— Вот черт! — выругалась Аня. — А я без денег сижу!
— И я!
Они глядели друг на друга, осмысливая ситуацию, а затем вдруг обе захохотали, будто на них снизошел час большой удачи.
Потом Сарма сказала невесело:
— Да, если так дальше пойдет, достукаемся до того, что придется трудоустраиваться, и окажемся мы с тобой аж на конвейере завода ВЭФ!
— Так получается… Придется.
— Да ты что, чернил попила? Ты знаешь, что такое конвейер? Сидишь с паяльником на заднице восемь часов каждый день! Мимо лента идет, и аппараты на них плывут, а ты каждые полминуты тык-тык! Тык-тык! Да еще на сменную работу посадят — то в день, то в ночь! А в выходные лежишь бревном в кровати и никакой тебе любви не хочется, музыки тоже! Один этот «тык-тык» в голове!