Счастье взаимной любви
Шрифт:
— Пустое.
— К тому же уверенность в тебе чувствуется, уверенность сильного человека. Образование или просто начитанность. Нет, таких Штром в свою шарашку не привлекает. Таких он сам побаивается. Извини еще раз за подлые подозрения.
— Да ладно тебе, проехали.
— Но за информацию спасибо. Я твой должник.
— Брось ты…
— Нет уж! Я за все со всеми расплачиваюсь! И потому живу счастливый и никому ничего не должен. Договоримся так — я тебя к кому-нибудь пристрою. Есть
— А я тебе должна буду долю…
— О черт! — Кир откровенно разозлился. — Я же тебе сказал, что я не сутенер! Как это ты себе представляешь — Кир Герасимов из твоих рук принимает деньги за постельные труды? Да я лучше застрелюсь, если до этого дело дойдет! Что заработаешь — то твое, без всяких налогов! А если мне понадобится от тебя какая-нибудь услуга, то я тебя попрошу. И опять же оплачу ее.
— Скажи сразу, какая услуга. Чтоб я была готова.
— Не бойся. Убивать никого не будешь.
— А спать с кем?
— Может быть, и придется. Приедет ко мне, скажем, дружок из столицы, должен же я его достойно встретить. Но опять же, если он будет тебе совсем не по вкусу, поперек горла, откажешься. Я женщин понимаю и потому никогда не насилую — ни физически, ни морально. Лады?
Аня кивнула.
— Приличных женщин уважаю, конечно, но не такую сволочь, которую от свадебного стола можно оторвать, чтоб из сортира жалкую уголовницу выдернуть. Уму непостижимо!
— Ты про эту невесту из милиции говоришь?
— Да. Верка Богуславская. Еле-еле замуж вышла, еле-еле своего инженеришку охомутала, вся Рига ей в этом помогала, и со свадьбы, по первому звонку, не снимая белых брачных одежд, ринуться в сортир за добычей! Вот что значит настоящий охотник за людьми! Не долг там милицейский, а охотничья страсть!
— Противная баба, — согласилась Аня.
— Ты мне нравишься, — сказал Кир. — Сильно сидишь на мели? До голодухи?
— Нет, не настолько.
— А то дам в долг? Или немножко подарю?
— Не надо.
— Я к тому говорю, что сейчас у меня для тебя под рукой клиента нет. Первому встречному-поперечному я тебя не отдам. Поищем что-нибудь приличное. Потерпишь недельку?
— Конечно.
— Все! Пошли в «Стабурагс», а то там мой Муля истосковался и отбивные пережарятся!
Они добрались до «Стабурагса», весело пообедали вместе с Мулей, и когда Кир сказал, что, будь ему на пятнадцать лет меньше, они бы с Аней составили великолепную пару, Аня согласилась вполне искренне.
Расстались на углу у «Стабурагса». Кир заторопился по каким-то своим делам, но сказал, что вечером
— Ты ей скажи, что я ее не простил! Есть вещи, которые я не прощаю! Это предательство! Не наказал ее, как она заслужила, но и не простил! И ты тоже помни: предательство хуже сифилиса или этого… СПИДа, про который так много теперь разговоров.
— Согласна, — сказала Аня.
— А если согласна, — он склонился к ее уху, — то больше никому о происшествии на вокзале не рассказывай и уж, во всяком случае, моего имени к нему не приплетай! Даже если тебя резать начнут! Тогда будешь моим другом.
Когда Аня села в троллейбус, чтобы доехать до дому, то обнаружила у себя в кармане плаща пару денежных купюр (на два обеда в ресторане средней руки) — Кир до конца продолжал корчить из себя широкого мужчину, не оставляющего девушку в беде. Пусть так, его лучше держать в друзьях, а не врагах.
Дома Аня тут же позвонила Сарме и сообщила, что вечером они приглашены в «Лиру».
— Как, Кир сам передал для меня приглашение? — обрадовалась Сарма.
— Да.
— А под кого он меня подкладывает?
— Ни под кого. Просто компания. Сама выберешь, если захочешь, как я поняла.
— Тогда врешь! Ты меня ему навязала.
— Ну, около того.
Сарма помолчала.
— Все хорошо. Пойдем гульнем в «Лире». Я как-нибудь перед Киром повинюсь. Любым способом.
— Зачем тебе это?
— Дурочка. Если мы окажемся в команде Кира, считай, заживем без забот.
— Да?.. А я Кира, можно сказать, на крючок насадила.
— Точно? Вот это да! Ты, малявка, даешь! Вечером в «Лире» расскажешь… Подожди! Какая же «Лира», если и сегодня твой дядька за бугор сваливает, а я к тебе хотела переехать? Аня, я уже вою с тоски от своих родных! Лишнего часа их протокольные рожи видеть не хочу!
— Ах ты, дьявол!.. Ладно, я дядьку провожу, а ты приходи на вокзал к московскому поезду, но на глаза ему не попадайся. Он тебя испугается.
Объяснять Сарме, почему ее вид может испугать Мишеля, Аня не стала. Панический страх, что планы его отъезда в последний момент обязательно сорвутся, достигли в душе дяди клинической формы. В последние дни он никуда не выходил из своих комнат и бледнел, когда звонил телефон. Он бы и на поезд ушел втихаря, но три дня назад неосторожно просил Аню проводить его «в последний путь».
В сумерки они вышли из дому, у дяди был в руках только портфельчик. Мишель не простился с Бертой и Яковом, с которыми бок о бок, под одной крышей прожил почти двадцать лет. Без скандалов и сплетен.