Счастье

Чжэгю Ким

— Конечно, могу. — Хван Мусон с помощью врача поднялся с кровати, и они вышли из палаты.

— Что-то вы устало выглядите в последнее время, товарищ военврач.

— Ничего, главное, чтобы вы поправились.

— Хорошо бы. Вы ведь так стараетесь!

Они пришли в ординаторскую. Дин Юсон усадил больного в удобное кресло, а сам сел напротив на стул.

— А вы знаете, товарищ Хван, я написал письмо Сор Окчу, сегодня отправил, — неожиданно для самого себя сказал Дин Юсон, хотя у него и в мыслях не было говорить сейчас Хван Мусону об этом.

— И правильно!

Вот обрадуется-то! Я ведь тоже написал в госпиталь для инвалидов, но ответа пока нет.

— Придет, — уверенно сказал Дин Юсон. Он не сомневался, что и сам получит ответ. — Когда ждешь, ответ придет. Если бы я знал, что она в госпитале, я бы туда обязательно съездил.

— Само собой.

Дин Юсон подсел к Хван Мусону поближе.

— Мне нужно с вами решить один важный вопрос, товарищ Хван.

— Я вас слушаю.

— Посмотрите сюда. — Дин Юсон привлек внимание Хван Мусона к лежавшим на столе записям о лечении раненого с дефектом черепа. — Что это?

— «Череп», «губчатое вещество», — читал Хван Мусон.

— Вот именно, я как раз и собираюсь заняться такими исследованиями, а они имеют непосредственное отношение к лечению вашей ноги.

И Дин Юсон вкратце рассказал о сделанной им в свое время операции и своих планах.

— Да, да. Понимаю, видно, и товарищ Чо Гёнгу приезжал для этого.

У Хван Мусона вспыхнула надежда — может, и верно у них что-нибудь получится.

— Я буду работать и днем и ночью, но обязательно добьюсь нужных результатов. Только у меня к вам есть просьба: откажитесь от ампутации.

Просьба была неожиданной, и Хван Мусон медлил с ответом, ведь он уже потерял счет дням, проведенным в больницах, а улучшения все не было.

— Метод, которым я хочу добиться результатов, совершенно новый.

— Но есть ли хоть какая-нибудь надежда?

— Товарищ Хван! Я знаю, вам нелегко. Но поймите, я искренне хочу помочь вам.

— Понимаю. Дело не в том, что я не верю вам. Просто я не могу больше здесь оставаться. Вы же видели письмо: меня ждут мои сады. Я обязан внести свой вклад в возрождение Родины, хотя я и буду без ноги, — как бы оправдывался Хван Мусон.

— Конечно, у вас есть основания не верить нам: вы слишком много времени провели в больнице безрезультатно. Но я думаю, что новый метод принесет успех.

— Если бы точно знать… я бы не задумываясь остался.

— Останьтесь, прошу вас, хотя бы ради меня, вашего боевого товарища. Я до сих пор не могу забыть того дня, когда я чуть было не отхватил вам ногу. Я и сейчас помню, как Сор Окчу бежала за Чо Гёнгу, как он отчитывал меня за столь скоропалительное решение. А потом Сор Окчу и Гу Бонхи под огнем несли вас на носилках во время отступления. Я всем вам обязан, вы мне преподали хороший урок, вы воспитали во мне чувство настоящего товарищества, благодаря вам я понял силу коммунистической морали. И теперь я перед всеми вами в неоплатном долгу. Так помогите же мне вернуть этот долг!

Дин Юсон говорил страстно, искренне, в его словах не чувствовалось ни малейшей фальши.

Хван Мусон крепко пожал врачу руку.

— Спасибо вам, доктор, я поистине счастливый

больной. Разве можно еще колебаться, когда у тебя такой врач! Я готов пробыть здесь столько, сколько потребуется.

— Спасибо, большое вам спасибо. — Дин Юсон привлек к себе больного и крепко его обнял.

Проводив больного в палату, Дин Юсон вернулся к себе и уселся за книги, взятые накануне в институтской библиотеке. Было уже поздно, когда в комнату вошла с каким-то свертком санитарка Хусон.

— Батюшки мои, а накурили-то как! Ведь раньше, говорят, не курили, а теперь… Да и спите мало, а ведь человек не железный, — цокая языком, приговаривала санитарка, развязывая сверток. Она знала, что Дин Юсон работает по ночам, и принесла ему кое-что поесть. Ее родной сын отбывал службу в армии, и теперь она заботилась о Дин Юсоне как о своем сыне.

— Спасибо, нянечка, но зачем вы это?..

— Кушайте на здоровье. А то где же вы сможете поесть ночью-то?

Она вынула из свертка яблоки, чхалтток [6] и миску с супом. Все это, по-видимому, было взято в столовой общежития. Дин Юсона очень тронула материнская забота чужой женщины.

6

Рисовый паровой хлебец.

Он принялся за еду, не прерывая чтения. Хусон не выдержала и отобрала у него книгу.

— Хватит читать, и так работаете целыми сутками. Дайте хоть на минутку голове отдохнуть. Будьте добры, сперва поешьте, а потом читайте сколько душе угодно.

Дин Юсону вдруг вспомнилась мать. Несладко ей, наверное, там, на Юге, подумал он.

Поев, Дин Юсон сердечно поблагодарил женщину за ужин и снова углубился в чтение. Он и не заметил, как наступил рассвет, не слышал даже, как в комнату снова вошла Хусон.

Вытряхивая наполненную доверху окурками пепельницу, санитарка только цокала языком.

Дин Юсону было приятно, что старушка навещает его, и он этого не скрывал.

— Не иначе как у вас дела пошли на лад. По лицу видно. Может, принести завтрак? — улыбаясь, спросила санитарка.

— Спасибо. Я сам пойду в столовую.

За ночь навалило столько снегу, что ноги проваливались до колен. Дин Юсон взял лопату и принялся расчищать дорожку.

Ходячие больные катали огромные комья снега, чтобы лепить снеговика. Дин Юсон присоединился к ним.

— Что же он будет изображать, ваш снеговик? — спросил он.

— Мы дадим ему в руки транспарант: «Все силы — на строительство социализма», — сказал один из больных, пытаясь приладить правую руку снеговика так, чтобы она указывала путь вперед.

«Похвально, что даже здесь больные не забывают о главной нашей задаче — строительстве социализма», подумал Дин Юсон.

Неожиданно во дворе появился заместитель заведующего отделением Рё Инчже. Его баранья меховая шапка была глубоко надвинута на лоб, очки у него запотели. Увидев Дин Юсона, стоящего с лопатой в руках, он снял очки и, протирая их, обратился к врачу: