Счастливая черкеска
Шрифт:
Я шлепнул свои сумари на разогретый солнцем металлический пол, сложил одна на одну ладони:
— Благословите, батюшка!
Он широко перекрестил меня, спросил строго и чуть насмешливо:
— Никак — верующий?
— Стараюсь, батюшка, — ответствовал я как можно смиренней. — Стараюсь воцерковиться…
— Ну-ну, — как будто разрешил он заниматься этим и дальше. — А «Верую» знаешь наизусть?
— Вроде бы….
— Вроде бы или — и точно, знаешь?
— Знаю.
— Читай! — приказал он.
— Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, — начал я медленно, чтобы не сбиться: и в самом
— Молодец! — одобрил он, когда я закончил. — Иконки при себе имеются?
Взялся расстёгивать нагрудный карман рубахи, достал дорожную, в тисненом кожаном окладе иконку, подаренную мне Мишей Кантемировым: в овале, формой и размером с конскую подкову — цветной, в сиянии Георгий Победоносец, поражающий копием лежащего под ногами солового коня темносинего, с опавшими крыльями змия.
— Освящена? — деловито осведомился священник.
— Да, батюшка, а как же…
— Имей при себе, когда помогать мне будешь, — сказал он как о деле решенном. — Повесим над моей, когда крестить стану… И морячков, и миротворцев… много некрещенных. А захотят. Вот и будешь пономарить… справишься?
— Постараюсь, батюшка, — пообещал я не очень уверенно. — А как мне вас… как вас звать?
— Тёзки мы со святым на твоей иконке, с Победоносцем, — сказал он, отчего-то повеселев. — Отец Георгий я, видишь!
Но видел я тогда, по правде сказать, совсем мало…
Каюту мне дали в удобнейшем месте на носу. Слева от моей была капитанская, где со всем — по-нищенским-то временам нашим — возможным комфортом расположился контр-адмирал Владимир Львович Васюков, командир похода кораблей, а слева — выходит, штурманская: в обстановке куда более спартанской — привычка, как я понял потом, старого «подводного волка» — поселился Главный штурман Военно-Морского флота контр-адмирал Евгений Геннадиевич Бабинов, родня тогосамого Бабинова, ну да, да, родня — что делать, если защитников Отечества с морским кортиком знаем куда меньше, чем защитников с хоккейною клюшкой?
За обеденный столик в кают-компании нас с батюшкой посадили вместе с двумя этими высшими на борту начальниками, и в первый же вечер спросил Васюкова: мол, чем я могу отблагодарить за прекрасную каюту и за эти великолепные макароны по-флотски?.. Должником оставаться не привык: как отработать?
— Сможете, — ответил Владимир Львович с улыбкою не очень веселой. — И я вам буду весьма признателен. Очень у многих из моряков, особенно первогодков, прямо-таки бросается в глаза такая беда: дефицит общения. Много замкнутых или ушедших в себя: и бирюки, простите, и нелюдимы. Какой из него матрос?.. Пожалуй, не открою вам тайны: кто идёт нынче в армию да во флот? Те, за кого побеспокоиться было некому: остальные пристроены. Платные учебные заведения. Отсрочки по состоянию здоровья… хотя самая неблагополучная категория в этом смысле — как раз у нас. В армии. И во флоте. Скольких мы вынуждены в госпиталях сначала до нормального веса докармливать!..
— А нам с тобой окормлятьпредстоит, — наставительно изрек отец Георгий. — Так что засучивай, Гурий, рукава, и — в народ!
Не тем ли занимался всю жизнь на добровольных, как говорится, началах?.. На волонтёрских.
А тут вон как по-барски поселили, и дружелюбный помощник кока, стюардс
С кем я потом и где только не выстаивал часами за непростою беседой: лишь бы слыхать было друг дружку под порывами ветра наверху или при машинном грохоте внутри нашего «десантника». Постепенно одного и другого разговорив, сколько рвущих сердце историй пришлось потом выслушать: о безотцовщине и спившихся матерях, о голодающих дома в деревне младших сестренках и старших братьях в тюрьме… милые вы мои, милые!
Как тут опять не вспомнить Лескова: «И даны мне были слёзы обильные… Всё я о родине плакал.»
Но вот и контрактники, записные здоровяки, а то и «качки» постепенно перестали таиться… у них ли всё хорошо, идущих за море, в Сербию часто не по братскому долгу, больше — за «длинным долларом». Помните, как мы когда-то стыдили на миру, как осуждали и корили «длинным рублём» жадных до настоящего дела и не терпящих несправедливой оплаты работяг… как предали их потом, оставив со сраным, от рыжего Толика ваучером в дырявом кармане?!
А командиры «Азова», эта бедующая теперь в чужом Крыму русская голь?.. А прошедшие «Крым и Рим» и оставшиеся теперь ни с чем дядьки-старшины?
Ульем гудел и «офицерский клуб», который в свободный час собирался где-нибудь поближе к носу в теньке: чтоб хорошо было видать и разваленные, отлетающие назад синие волны, и ныряющих в них под борт, чтобы под днищем проскользнуть и появиться уже с другого бока, черных, с белым брюхом дельфинов, и утреннее либо вечернее алое солнце, расплющенное о морскую гладь на зеленоватом горизонте… Тут были и штабисты-черноморцы, и определенные на «Азов» дублерами капитаны кораблей, оставшихся на севастопольском рейде, и бывшие судовые врачи с грозных когда-то, просторы мирового океана бороздивших крейсеров-великанов, томившиеся теперь однообразием службы на берегу, в госпитале, и старшие офицеры Главного штаба ВМФ — тоже счастливчики, потому что дальних походов ни на одном из флотов давно уже не было… Изнывавшие ещё недавно от скуки в далеких экзотических странах, теперь они как мальчишки радовались пустынному виду паханого-перепаханного ещё недавно Черного моря, среди старинных названий которого не зря имелось когда-то и название Русского.
Нынче не только территориальные воды — вся прилегающая акватория нейтральных ну, как вымерла… Единственный чуть не за всю дорогу до Босфора далекий силуэт корабля на горизонте вызвал горькую усмешку:
— Турок-спиртовоз. Прёт в Батуми. Оттуда спирт в Грузию, контрабандой в Осетию, а там по всей России — уже сивухой…
Когда начались облеты нашего каравана чужими самолётами, все оживились:
— Старые знакомые: небось узнают…
— Сейчас качнет тебе крыльями, ага.
— Турки?
— Америкосы.
— Откуда тут?
— С базы какой-нибудь…
— Далеко!
— У них горючки залейся — сто верст не круг.
— Поход, говорят, раньше должен был… Когда они только намечали Югославию бомбить. Тогда бы через наши головы не посмели… И миротворцев посылать теперь не пришлось бы.
— А почему отменили?
— Официально — из-за топлива… Теперь еле наскребли.
— Фигня это, ребята.
— Само собой: полная. Просто алкаш наш не захотел тогда вмешиваться.