Счастливчик

Mary Lekonz

– Что это значит? – удивленно спросила следящая за текстом из-за плеча мужа Инна и прочитала конец записки вслух. – «А ежели у Вас не будет иных дел, то ждет Вас Еремей Григорьич с анструментом у себя на квартире, Гороховой 64, завтра вечером, оченно он об игре Вашей и пении наслышан».

– Концерт для гитары и одного мужика, - шутливо отозвался Иммануил, сам озадаченный тоном письма, взял супругу за прохладные ладошки и усадил рядом с собой в широкое кресло. Об отношение Инес к Еремею Заплатину он знал

давно, потому не собирался скрывать хитроумного плана по сближению с мужиком для подтверждения или опровержения опасных мыслей Павла.

– Будь осторожен, дорогой, - с тревогой в голосе попросила Инна, когда наступил вечер. Отговаривать от сумасбродной идеи она не могла, но волновалась по-настоящему.

До означенного дома на Гороховой Иммануил не доехал. Шофер остановил автомобиль на углу, а дальше Иммануил шел пешком – боялись слежки. На лестнице дежурило несколько человек, охраняющих «старца», как шепотом сообщила встречавшая у входа в квартиру девица Д. Иммануил начал всерьез понимать опасения великого князя Павла.

Убранство большой комнаты выглядело по-мещански безвкусным – обои с позолотой в крупный рисунок, покрытые алым бархатом кресла и диван, канарейки в клетках. В красном углу – иконы, тусклая лампада. Большой кованый сундук и лисья шкура на нем. Пришпиленные к стенам мелкие, плохого качества, картинки на библейские сюжеты и фото государя в кругу семьи. Посреди комнаты – дубовый стол и лампа с кружевным абажуром над ним. Богатый самовар, вазочки с орехами и вареньями. Определенно, Еремей Заплатин ждал гостя.

Пока Иммануил осматривался, мужик выскочил из боковой двери, как черт из табакерки, по привычке расцеловал молодого князя.

– Не обижайся за вчерашнее. Надо было срочно в Царское ехать, непорядок там был.

Девица Д. молча протянула Иммануилу чашку с круто заваренным чаем.

Заплатин притворно вздохнул.

– Вожусь с ними, как с детьми малыми. Сказал же, чтобы слушались. А они на своем стоят. Сам-то упрямится всегда поначалу…

Иммануил вдруг понял, что мужик рассуждал о государе Федоре Николаевиче и от возмущения чуть не обжег язык кипятком.

– Да и ладно, - Еремей зыркнул на князя юркими глазками, словно проверяя реакцию на свои речи. – Я в Царское-то приехал, по столу кулаком стукнул, да и словом Божьим пригрозил – сразу как шелковые стали!

Видимо, мужик принял оцепенение князя за одобрение, потому что широко улыбнулся и показал на гитару.

– Взял с собой-то, молодец. Давно я хотел тебя послушать. Слава вперед тебя бежит, князь.

Иммануил потянулся к инструменту, решив за время исполнения романсов привести себя в сносное настроение.

Игра на гитаре требовала от Иммануила концентрации внимания, пальцы были еще непривычны к струнам, а строгий учитель великий князь Павел морщился от неправильно взятых аккордов. Впрочем, Еремей Заплатин музыкальным слухом не обладал и ошибок

не заметил.

Пение мужику понравилось. Он сладко жмурил похотливые глаза, как кот на печи, чесал бороду и перебирал пальцами шелковый плетеный пояс своей рубахи. Хвалил и просил петь еще, а потом приказал Нюрочке принести вина. Иммануил от подозрительного кагора отказался наотрез, мотивируя запретом в Пажеском корпусе. Мужик настаивать не стал, но сам быстро напился под чувствительные романсы.

В комнату осторожно заглянула Нюрочка.

– К телефону вас, Еремей Григорьич, - прошелестела она. – Из Царского.

Мужик встал, покачнулся. На нетвердых ногах двинулся к двери, но с каждым шагом распрямлялся, трезвея буквально на глазах. Иммануил из любопытства последовал в полутемный коридор, где Еремей взял трубку новомодного телефона, связывающего его напрямую с дворцом в Царском Селе.

– И тебе вечер добрый, голубушка моя, - совершено нормальным голосом отозвался он на приветствие, по-видимому, фрейлины Маруси Дубовой. – А что с ним, с царевичем-то? Голова болит? Ну, дай мне его сюды.

Еремей помолчал несколько минут, шумно дыша в трубку. А потом вдруг нараспев, так душевно и ласково, что у Иммануила мороз прошел по коже, заворковал в черную трубку.

– Что же ты, Ванечка не спишь-то? Время-от какое позднее! Головушка болит? Не болит, не болит у тебя ничего, поди спать. Не болит головушка, я говорю. Верь мне, голубчик, спи с Богом.

Поговорив с Наследником, Еремей немного помолчал, откинув сальную голову к стене.

– Вот так-то, - сказал внезапно Иммануилу. – Хотел тебя к цыганам зазвать, но не поедем сегодня. Может, еще в Царское отправиться придется. Хотя чую, все успокоилось у болезного. Спой-ка ты мне лучше, князь. Полюбил я песни твои.

Мужик двинулся обратно в комнату. Иммануил пошел следом, сжимая гриф гитары. В голове у него переплетались мысли о том, действительно ли он присутствовал сейчас на сеансе мгновенного излечения и хватило бы у мужика наглости поехать кутить к цыганам. Вскоре Нюрочка сообщила, просунувшись в проем двери, что звонили из Царского – у наследника прошла боль и он крепко заснул.

Эпизод произвел впечатление на Иммануила. В мистику он не верил, но, определенно, способности мужика заставляли удивляться.

Домой князь вернулся поздно. Инес еще не спала, ждала в его спальне с нашумевшим французским романом в руках. Иммануил выразительно взглянул на часы.

– Вечером передремала, - отозвалась Инна.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Иммануил, замечая бледность и трогательную тонкую шею в вырезе батистовой ночной рубашки. Инес улыбнулась той особенной улыбкой, которой в последнее время отвечала на подобные вопросы. Князь присел на кровать.

– И ела ли что-нибудь?