Счастливчики
Шрифт:
Доктор Капелло громко вздохнул, словно океанский бриз.
— Сколько тебе сейчас лет, Эллисон? — спросил он, пока они шли к выходу.
— Двадцать пять.
— Оставайся такой же, детка. Никогда, никогда не взрослей.
Доктор Капелло определенно выглядел старше и казался больным, но Эллисон никак не могла осознать тот ужасный факт, что он умирал и умирал очень быстро. Он шел медленно, но уверенно. Прилив закончился и влажный чистый песок был плотно утрамбован, отчего идти было легко.
— Как тут красиво, — сказал доктор
— Идеально, — сказала она. — Ты часто тут бываешь?
— При каждом удобном случае, — сказал он. — Десять лет назад, когда я был здесь в такой же погожий денек, я сказал себе, — Винс, ты сделал достаточно. Ты сделал то, чем можно гордиться. Ты помог стольким детям, сколько смог. Пора заканчивать и наслаждаться семьей. — В тот же месяц я бросил работу. Может быть, мне следовало уйти раньше.
— Я читала статью на стене в твоем кабинете. Ты помог многим детям.
— Я пытался, — сказал он. — Я определенно пытался. С некоторыми не получилось. Преуспел с другими больше, чем мог себе представить. С остальными я сделал все, что мог.
— Никто не может требовать от врача большего, — сказала она.
— Ты могла, — сказал он. — Разве не так?
Она напряглась и пожала плечами. Она не ожидала, что они так скоро начнут этот разговор или вообще его начнут.
— Ты сделал со мной все, что мог, — сказала она.
— Я не справился, куколка. Мы оба это знаем. Ты бы уже давно приехала меня навестить, если бы было по-другому. Все в порядке. Ты можешь сказать об этом. Я ношу вину с собой каждый день.
Он, казалось, хотел прояснить ситуацию между ними, и она восхищалась им за то, что он не притворялся, что все в порядке, когда это было не так. Притворяться, что все хорошо, когда это не так, было одним из ее талантов.
— Я хотела приехать, — сказала она.
Порыв сильного ветра обдал их, сопровождая привкусом наступающей осени.
— Роланд сказал, что ты не чувствуешь себя в безопасности, находясь с нами, хотя он бы хотел, чтобы это было не так.
— Ты бы чувствовал себя в безопасности на моем месте?
— Вероятнее всего, нет, — сказал он. И она оценила его честность.
— Я не знаю, как это произошло. И не знаю, почему. Но все равно это меня немного пугает, — сказала она. — Лучше бы этого не было.
— Позволь спросить — что ты помнишь обо всей той ситуации? — спросил он.
— Немного, — сказала Эллисон. — Я не помню целую неделю. Я помню, что все ушли в парк, кроме меня и Роланда. — Она надеялась, что не покраснела. — После этого… ничего особенного. Как это можно назвать? Когда забываешь то, что произошло до несчастного случая?
— Ретроградная амнезия, — сказал он. — Этого я и боялся. Ты так сильно ударилась головой, что я очень испугался, а я ведь лечил детские головы.
— Я вроде как помню, как пришла в себя в больнице, и там
— Не могу сказать, что виню твою тетю. — Он засунул свои худые руки глубоко в карманы слишком свободных брюк цвета хаки. — Но я не должен был позволять ей забирать тебя. Во всяком случае, стоило побороться.
— Могу я спросить, почему ты не боролся за меня? — спросила она, и тут же пожалела о своем вопросе. Это был немолодой мужчина, дорогой ее сердцу и умирающий. Было неправильно набрасываться на него через пять минут после воссоединения.
— Страх, — сказал он. — Это злейший враг честности. Я боялся, что твоя тетя будет бороться за тебя. Я испугался, что она подаст на меня в суд. Я испугался, что государство отберет у меня детей, потому что один из них сильно пострадал под моей опекой. Твоя тетя просто переживала за тебя. Я знал, что ты будешь в безопасности в ее руках, и я больше не мог сказать наверняка, что ты в безопасности с нами.
— Так, значит, ты считаешь, что кто-то действительно толкнул меня? — спросила Эллисон.
— Думаю, да. И мне даже кажется, что я знаю, кто это был.
— Кто? — спросила Эллисон, на мгновение забыв, что доктор Капелло был уже не молод и к тому же смертельно болен. — Почему?
Доктор Капелло поморщился.
— Папа?
— Это трудно, — сказал он. — Я дал клятву.
Эллисон поняла. Клятва Гиппократа. Конфиденциальность между врачом и пациентом.
— Но… — сказал он. — Полагаю, это уже не имеет значения. Я думаю, ты здесь не для того, чтобы арестовать маленького мальчика за преступление тринадцатилетней давности.
— Нет, конечно, нет. Но если ты что-то знаешь…
Она ждала, почти затаив дыхание от нервного возбуждения.
— Ты же помнишь Оливера?
— Конечно, — сказала она.
— Он был очень проблемным мальчиком.
— Оливер, — сказала Эллисон. — Я просто… Я имею в виду, я верю тебе. Ты знал его ситуацию лучше меня.
— Постарайся не расстраиваться, — сказал доктор Капелло. — Он был очень юн, и я сомневаюсь, что он понимал, что делает.
— Но зачем он это сделал? — спросила она. — Ты знаешь? Я никогда… Ведь я никогда не делала ему ничего плохого.
— Думаю, это ревность, — сказал доктор Капелло. — Он боготворил землю, по которой ходил Роланд, и все знали, что ты была его любимицей.
— Я?
— Тогда и, очевидно, сейчас.
Эллисон сердито посмотрела на него. Доктор Капелло поднял руку, погрозил пальцем.
— Я вижу, что задел тебя за живое, — сказал он. — Когда я был хирургом, то ненавидел попадать в нерв. Теперь я на пенсии, и попадаю в них нарочно.
— Оливер, — сказала Эллисон, не позволяя ему подтолкнуть ее к разговору о Роланде. — Ты действительно думаешь, что это он толкнул меня и позвонил моей тете? Серьезно?