Счастливчики
Шрифт:
— Я тоже рада снова видеть тебя, — сказала Эллисон Торе, и хотя в ее словах прозвучал легкий сарказм, Эллисон была удивлена тем, какими серьезными они ей казались. Пока она снова не увидела Тору, она и забыла, как сильно скучала по сестре. В то время как Эллисон боготворила Роланда и обожала Дикона, Тору она просто любила. Ее глупая старшая сестра. И Тора была глупой — изворотливой, совершенно чокнутой девчонкой. Она каждый день называла Эллисон разными прозвищами — Мошенник и Рейнмейкер, Пилигрим и Тендерфут. — «Дуй на мою домашнюю работу, Хайроллер. Удачи тебе сегодня», — говорила Тора,
— Почему ты вернулась? — прошептала Тора. — Уж не думала, что когда-нибудь снова увижу тебя.
Это было не совсем то приветствие, которого ожидала Эллисон, оно ее скорее ошарашило, чем обрадовало.
— Роланд попросил, — Тора отстранилась и взяла ее за плечи. Глаза Торы были красными от слез, когда она всматривалась в лицо Эллисон
— Я не могла поверить, — сказала Тора. — Когда мне сказали, что ты появилась вчера вечером, я просто… Я не могла в это поверить.
— Поверь, — сказал Дикон. — Это она. Я проверял.
— Ты действительно думала, что больше никогда меня не увидишь? — спросила Эллисон.
Тора взглянула на Дикона и снова встретилась взглядом с Эллисон.
— Знаешь, после всего, что произошло, — сказала Тора.
— Все в прошлом, — сказала Эллисон. Доктор Капелло намекнул, что предпочел бы, чтобы она ни с кем не обсуждала Оливера. Даже с Торой.
— Хорошо, — сказала Тора и снова ее обняла.
— Ну же, Эл, хватит обниматься. Я хочу показать тебе наш крутой магазин, — сказал Дикон. Он провел ее через маленькую гостиную, а затем через огромную металлическую дверь. В ту же секунду, как она переступила порог, Эллисон обдало жаром.
— Ух, ты, как жарко, — сказала она, моргая. — Мне кажется, мое лицо сейчас расплавится.
— Привыкнешь, — сказал Дикон, снимая кожаную куртку, оставаясь только в одной майке.
— А я-то думала, что ты носишь майки, чтобы демонстрировать свои татуировки, — сказала Эллисон. — Теперь я вижу, что здесь немного другой смысл.
— Нет, — сказала Тора, входя вслед за ними. — Это чтобы показать татуировки.
Эллисон сняла куртку. Она уже начала потеть.
— Правда, — сказал Дикон, а Тора закатила глаза. — Это горячий цех. Назван так потому, что он действительно горячий.
— Насколько горячий? — спросила Эллисон.
— На девяносто7, — сказала Тора, взглянув на термометр на стене. — Девяносто в комнате. Около тысячи там.
Она указала на большую круглую печь от пола до потолка.
— Тысячи
— По Фаренгейту, — сказал Дикон. — Это тигель8. — Он открыл дверь и Эллисон увидела оранжевый жар, исходивший из печи. — Вот почему наш счет за электричество составляет четыре тысячи долларов в месяц.
— Шутишь, — сказала Эллисон.
— Радует, что прибыль от продаж стеклянных фигур с лихвой покрывают эти расходы, — сказал Дикон, хватая длинный металлический шест и вертя его в руках.
— Что ты делаешь с этим шестом? — подозрительно спросила Эллисон.
— Это тепловая трубка, — ответил он. — Не шест. Трубка.
— Трубка. Поняла.
— Вот это, — он указал на штуку, похожую на газовый гриль с открытым пламенем, — грелка для труб. Трубка сейчас комнатной температуры, и мы должны нагреть ее, чтобы расплавленное стекло прилипло к ней.
Он положил конец трубки в нагреватель и быстро его включил.
— Эта штука сильно тяжелая?
— О… ну фунтов двадцать или около того.
— Так вот откуда у тебя такие руки, — сказала Эллисон.
— Покрути стальную трубку весом в двадцать фунтов каждый день в течение пяти лет и у тебя тоже будут красивые руки.
— Не потакай его эго, — сказала ей Тора. — С ним уже невозможно жить. Творческие люди. Не могу жить с ними. Нельзя запихивать их тела в тигель.
Эллисон рассмеялась. Близнецы оставались близнецами.
— Значит, ты управляешь магазином? — спросила Эллисон у Торы, устроившись подальше от происходящего. Горячий цех больше походил на лабораторию сумасшедшего ученого, чем на мастерскую художника. Куда бы она ни посмотрела, повсюду было большое и опасное оборудование — стальные трубки и пылающие печи, паяльные лампы и банки с цветной стружкой всех оттенков радуги.
— Ага, — сказала Тора. — Я веду всю бухгалтерию, оплачиваю счета, устраиваю музейные выставки, принимаю оплату за те экспонаты, которые он продает. Честно говоря, организовывать доставку его монстров — самая трудная часть работы.
— Так много продается? — спросила Эллисон, пока Тора придвигала к ней металлический стул.
— Много, — сказала она, кивая. — На прошлой неделе мы продали пару драконов вроде того, что на витрине, в отель в Сиэтле. Шестьдесят кусков.
Эллисон заморгала. Ей пришлось спать с МикКуином шесть лет, чтобы вытащить из него пятьдесят.
— Святые… Думаю, это точно покрывает счета за электричество, — сказала Эллисон.
— Он притворяется снобом, — прошептала Тора, — но этим лишь прикрывает свою скромность. Он становится весьма известным художником по стеклу в мире.
— Фантастика, — сказала Эллисон. — Наш брат — знаменитый художник.
— Пожалуйста, никаких автографов, — сказал Дикон и подмигнул ей.
Наконец Дикон вытащил трубку из грелки.
— Иди сюда, Эл. Я покажу тебе, как делать скульптуры из стекла.
— Мне? — спросила Эллисон, указывая на себя и оглядываясь.
— Тебе, — сказал Дикон. — Ну, же. Я научил папу, научил Тору, научил Ро. Я могу научить тебя.
— Ты уверен, что это безопасно? — спросила Эллисон, вставая со стула и пробираясь к гигантской круглой печи у стены.