Счастливо оставаться! (сборник)
Шрифт:
– И я! – поддержал его Виктор Сергеевич и сделал шаг в ту же сторону.
– Костя! – не сдавалась Фьяметта. – Нехорошо!
– Нехорошо-о-о-о? – обратился тот к Мальцеву.
– Нехорошо! – согласился раскисающий Виктор Сергеевич и икнул.
– Да-а-а-а… – многозначительно протянул Истомин. – Он подействовал на ме-ня-а-а ка-а-а-к кислота на ржавую монету! Спасибо, друг. Спасибо, брат. Спаси-и-ибо! – потянулся он к Мальцеву. – Я провожу тебя домой, сказала мне сестра!
– В музей, – поправила его Фьяметта и, воспользовавшись моментом, подтолкнула товарищей к лестнице.
Зара посмотрела на Истомину вызывающе зло, но вмешаться
– После 23.00 шуметь запрещается. Берегите сон отдыхающих.
– А который час? – полюбопытствовал Истомин, собираясь возобновить разговор с красавицей.
– Три! – теряя терпение, заорала Оксана и великосветски поставила Зару на место: – А вы можете быть свободны. Спокойной ночи.
Мальцев пополз по лестнице вверх, сопротивляясь голосу предков, призывающих встать на карачки для обретения большей устойчивости. В пролете между вторым и третьим этажом Виктор Сергеевич печально задумался, и сей факт не укрылся от зорких глаз Фьяметты. Фразой: «Может быть, вам уже и не будить ваших девочек?» – прозорливая Истомина попала в самое сердце Мальцева, внутренне начавшего содрогаться от мысли о встрече с женой. И не то чтобы Виктор Сергеевич слегка побаивался своей супруги, нет! Ни в коем случае! Он просто смертельно боялся встречи с ироничной Тамарой, грозно показывающей пальцем на отдельное спальное место. Ну нет бы призвать к ответу, как делают миллионы бодрствующих по ночам жен, нет бы показать кулак, на худой конец – скалку, пригрозить милицией. Нет, и еще раз нет! Тамара Николаевна Мальцева бледнела, как Хома Брут от встречи с нечистой силой, и плотно закрывала за собой дверь в детскую. Приоткрыть ее провинившийся супруг не отваживался, веря в то, что таким образом открывается дверь в зал суда, рассматривающего дело супругов Мальцевых, пребывающих в бракоразводном процессе. Утром бедолагу ждал бойкот. Или еще чего похуже. Например, магнитофонная запись какой-нибудь пламенной речи о любви (автор В.С. Мальцев). Но еще хуже становилось Виктору Сергеевичу от лицезрения собственных фото, услужливо зафиксированных Тамарой Николаевной в телефоне или фотоаппарате.
– Сотри! – умолял Мальцев супругу.
– Обязательно! – обещала Тамара и поворачивалась спиной к просящему.
Потом наступала Марусина очередь: «А чего это там у вас?» И тогда Мальцев свирепел и грозно смотрел на жену, рассеянно улыбающуюся в пространство. Дальше наступала заключительная часть действа, традиционно именуемого «Королева и свинопас». Тамара целовала Машку, и Виктор целовал Машку. Маруся урчала и покусывала обоих. Мальцев судорожно прижимал своих девок со словами «Мои-то вы дурищи!», и равновесие в семье объявлялось восстановленным.
– Так, может быть, вам уж и не будить своих девочек? – повторила свой вопрос Оксана, на что Виктор Сергеевич отрицательно замотал головой, а Истомин сладкогласно пропел, имитируя интонацию героя-любовника:
– На заре-е-е… ты ий-о-о… ни-и-и-и буди-и-и…
– Не буду, – пообещал Мальцев.
– Не надо, – поддержала его Оксана. – Ляжете у нас. Я все равно с Лизанькой сплю. Правда, папа?
– На-а-а заре-е-е-е а-а-ана… – заливался соловьем еще больше раскудрявившийся после дождя трубадур.
– Тише! – шикнула на него жена, но тут же надела на лицо гостеприимное выражение и громко зашептала: – Все спят!
Мальцев так обрадовался знакомому слову,
– Спя-а-ат… уста-а-алые…
– Родной человек! – растрогался Истомин и… увидел рояль. Бодро подошел, откинул несуществующие фалды, точно присел на вращающийся стул и резко открыл крышку лакированного красавца. На лице Кости застыло вожделение: он прицелился и снайперски ударил по клавишам. Мальцев ожидал пулеметной очереди, а получил завораживающие переливы шопеновского этюда.
Оксану эти звуки не воодушевили: втянув голову в плечи, она обреченно махнула рукой, бросив напоследок Мальцеву:
– Уводите его, Виктор!
Не тут-то было! Мальцев забился в уголок дивана и, слушая истоминскую игру, в удовольствии задремал. Когда музыка прекращалась, Виктор Сергеевич выныривал из радостного забытья, благодарно кивал исполнителю и, обронив сакраментальное «Прошу вас, маэстро!», со счастливым лицом погружался в сон. До тех пор, пока из ближайшего к рекреации номера не вышел двухметровый мужик и строго не произнес:
– Вы че, пацаны, ох…ли, что ли?
Ответ повис в воздухе: маэстро плакал, а публика спала. Истомин уливался слезами так убедительно, что амбал смягчился и понимающе предложил:
– Давай, братан! Доведу тебя, что ли… Ничего. Бывает!
Пианист с детским доверием упал в объятия незнакомого соседа и горько прорыдал:
– Э-э-э-х, лю-у-уди…
– Ты где живешь-то, чудо кудрявое? – нежно уточнил отдыхающий.
– Там! – указал путь пианист, не сумев поднять руку выше колена.
«Там» обозначилось быстро – Фьяметта, обеспокоенная тишиной, выскочила в коридор, где и произошло долгожданное возвращение блудного музыканта.
– Бери, мать! – сурово обронил амбал, на что Истомина виновато пискнула:
– Простите нас…
– Бывает…
Уложив мужа, Оксана, будучи ответственным человеком, отправилась на поиски потерянного в ночи Мальцева. Тот мирно лежал на диване, свернувшись в загогулину, и тихо посапывал. Истомина натренированным жестом встряхнула обмякшее мужское тело и громко скомандовала:
– В номер!
Именно там, ближе к полудню, и пришел в сознание Виктор Сергеевич Мальцев, никогда не принадлежавший к ценителям фортепианной музыки. Во всяком случае, раньше он был в этом уверен.
– Кстати, рояль расстроен, – деловито заметил Истомин вконец затосковавшему товарищу. – Вы разве не заметили этого, коллега?
– Увольте, – жалобно попросил Мальцев и снова попытался встать.
– Не торопитесь… Не торопитесь, дорогой мой человек. В нашем с вами состоянии нельзя делать никаких резких телодвижений, – напомнил Костя и попробовал разгладить завившийся мелким бесом чуб надо лбом.
– Мне домой нужно… – изложил свою просьбу Виктор Сергеевич и с тоской посмотрел на мигающий на кондиционере датчик.
– Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст. И все – равно, и все – едино, – мелодраматически процитировал Истомин.
– Нет, правда, – извиняющимся тоном оправдывался Мальцев. – Пора уже…
– Пора, мой друг, пора… – начал было Костя Истомин, но неожиданно остановился, так и не завершив свое любимое «покоя сердце просит». В дверях стояла белокурая сивилла и грозно смотрела на отца, сдвинув бровки к переносице. – Лизу-у-унчик, – заулыбался горе-папаша и зачастил: – Ты пришла ко мне с приветом? Рассказать, что солнце встало?