Счастливый час в «Каса Дракула»

Акоста Марта

Более компактная версия такого же отвратительного существа сидела на водительском месте.

— Привет, Питерс, — сказала я. — Надеюсь, кто старое помянет, тому глаз вон. Ты похитил меня, а я в тебя выстрелила — мы в расчете. Через несколько лет я посмеюсь над всем этим сумасшедшим домом.

— На этот раз у меня есть пистолет, — зарычал он и, откинув полу пиджака, продемонстрировал мне устрашающую железяку.

Мини-Питерс хмыкнул в ответ на сногсшибательную остроту товарища.

Питерс надел наручники на мои запястья.

— Себастьян

что, тащится от таких сексуальных игрушек? — поинтересовалась я. — Куда вы меня везете?

— Это мое дело, а ты должна заткнуться к чертовой матери, — заявил Питерс.

— От таких, как ты, меня тошнит! — ляпнул коротышка.

— От каких? От сексуальных малышек, которые не про твою честь, головорез-тормозила?

— Я могу… — начал было он, но суровый взгляд Питерса заставил его заткнуться.

Всю оставшуюся часть пути никто из них не проронил ни слова. Мы приехали в соседний городок, и машина остановилась на парковке, располагавшейся позади прямоугольного нежилого здания. Там уже стояло несколько автомобилей. Стояла такая жара, что было заметно, как от асфальта поднимается пар.

Несмотря на то что я не упиралась, Питере и мини-Питерс посчитали необходимым вытолкнуть меня из машины. Войдя в здание через металлическую дверь в индустриальном стиле, мы двинулись по служебному коридору, изгибавшемуся впереди под прямым углом. Следующая дверь вывела нас в главный коридор.

— Она здесь, босс! Эта сучка у меня! — заорал Питерс.

Откуда ни возьмись передо мной возник Себастьян. Он стоял на линолеумном полу тускло-зеленого цвета, одетый в униформу правящих кругов, состоящую из темно-синего костюма, безупречно белой рубашки и красного галстука. Блестящий значок, изображавший американский флаг, украшал лацкан его пиджака.

— Здравствуй, Себастьян, — обольстительно улыбнувшись, поприветствовала его я. — Я пришла, как ты хотел. Я так рада, что ты хочешь меня.

Он нервно откашлялся.

— Дальше я сам справлюсь, Питерс. Спасибо.

Питерс и его мелкотравчатый соратник, одарив меня ненавидящими взглядами, оставили нас одних под светом люминесцентных ламп.

— На этот раз ты не сбежишь? — осведомился Себастьян.

— А ведь это не я сбежала, помнишь? Это ты бросил меня.

Он взял меня за локоть и повел дальше по коридору, мимо дверей из армированного стекла. В конце коридора находилась большая дверь, обитая дубом. Себастьян отпер ее. Мы прошли через приемную в просторное административное помещение без окон. В комнате стояли ничем не заваленный письменный стол, кожаное кресло и диван, обитый такой же кожей. В дальней стене была еще одна дверь.

Себастьян подошел ко мне. Он был очень напряжен, и мне показалось, что сейчас он меня ударит.

Я ожидала удара, который должен был обрушиться на меня. Наступлю ему на ботинок и заставлю упасть на колени. А когда тресну его по носу своими закованными в железки руками, в комнату вбежит охрана и, схватив меня, раскроит мне череп.

— А я думал,

ты уже умерла, — нежно проговорил он, и его слова оказались больнее удара.

Этим голосом он читал мне сонеты, давал пояснения по поводу экспонатов музея и рекомендовал книги; этот голос заставлял меня чувствовать себя любимой.

— Ты сохранила все. Несмотря на то, как я от тебя ушел, ты сохранила все.

— Себастьян, может, ты расскажешь мне, что, в сущности, происходит?

Он повалился на диван. Его красивое лицо приобрело печальное выражение.

— Извини, что я был так груб с тобой на вечеринке у Кэтлин и тогда, в машине. Там со мною был Питерс. Мне полагается вести себя именно так, особенно в присутствии низших чинов.

— Тяжело, когда другие ждут от тебя чего-то определенного. Правда, не могу сказать, что я в этом разбираюсь. От меня никто ничего не ждет.

— Знаю, — согласился он. — В университете все понимали, как себя вести, а ты жила в своем собственном мире. Ты сама придумывала правила и сама подчинялась им.

— Я была невежественна, — смутившись, ответила я.

— Ты была великолепна. И все время смешила меня. Теперь никто меня не смешит.

Цвет его глаз напомнил мне о небе, простиравшемся над этим зданием.

— Себастьян, почему ты променял меня на «Чашу крови»? Тебе была безразлична моя любовь? И твои собственные чувства?

Я позабыла, что надо быть обольстительницей, и с трудом сдерживала слезы.

Он вскочил с места, пригладил свои золотистые волосы.

— Значит, вампиры рассказали тебе о «Чаше крови», верно? А о том, что моя жизнь теперь мне не принадлежит, они тебе не рассказали? — с горечью спросил он. — «Чаша» решает, что я должен делать, и я делаю это. Они велели мне вступить в КАКА, выбрать подходящую жену, занять руководящий пост… Они даже запретили мне писать, но я восстал против этого запрета, и они поддались.

— Почему ты не можешь уйти от них? Почему не можешь жить своей жизнью, самостоятельно принимать решения?

— Милагро, «Чашу» нельзя покинуть добровольно. Наказание может быть очень суровым. С другой стороны, за послушание они щедро вознаграждают.

— Принимай наказание, отвергай награды, — промолвила я. — Пусть мы оба совершали ужасные ошибки, но мы еще молоды. Как ты думаешь, может, пришла пора искупления?

Я снова говорила с золотоволосым мальчиком, будто и не было всех этих лет.

— Милагро, — произнес Себастьян, — моя любимая девочка.

Он обнял меня. Так мы и стояли.

— Ты разбил мне сердце, Себастьян.

Он смахнул слезу с моей щеки.

— Разве ты не понимаешь, что мы никогда не смогли бы быть вместе?

— Нет, — честно ответила я. — Почему не смогли бы?

— Я сын своего отца. Я был рожден для величия, — заявил он, гордясь своим именем, своим положением, своим богатством, которые ему не пришлось зарабатывать самостоятельно. — А ты родилась… — Себастьян погладил меня по руке. — Это загар?